Вот уж диво дивное! Когда мать или Элсбет Лухан говорили Перрину, что ему нужны новые сапоги или что штаны залатать надо, он всегда смущался. Поэтому Перрин был уверен, что и другим слушать подобные вещи не слишком-то приятно. Но чтобы двуреченцы, начиная от седого Джондина Баррана, говорили просто «Ну, ваша правда, лорд Перрин; я прямо сейчас этим займусь»! Не раз Перрин, проходя мимо, краем глаза ловил, как они ухмыляются друг другу. И пахло от них довольно! Когда он выудил из седельной сумки Джора Конгара кувшинчик с грушевым бренди, Джор сделал круглые глаза и развел руками – мол, знать не знаю, откуда взялся этот кувшин. Тощий Джор, который ел вдвое больше любого и всегда выглядел так, словно неделю во рту маковой росинки не держал, мастерски стрелял из лука, но выпить тоже был не дурак и пил, пока на ногах стоял. К тому же и пальчики у него были шаловливые. Но когда Перрин, опорожнив кувшин наземь, пошел дальше, Джор засмеялся: «От вас не скроешься, лорд Перрин!» И в голосе его слышалась гордость! Иногда Перрину казалось, будто он один в здравом уме среди толпы безумцев.
И еще он кое-что заметил. Все как один время от времени поглядывали на шесты со знаменами – Красная Волчья Голова и Красный Орел колыхались на слабом ветру. Косясь на знамена, люди наблюдали за Перрином, ожидая приказа, который получали ежедневно, с того самого дня, как вошли в Гэалдан. Только вот вчера Перрин ничего такого не приказывал, и сегодня тоже; и лагеря мало-помалу охватывало волнение. Стоило ему пройти, люди сбивались в кучки, принимались возбужденно перешептываться, посматривая то на знамена, то на своего вожака. Он старался не прислушиваться. Что, если он ошибся, если Белоплащники или король Айлрон решат ненадолго пренебречь Пророком и Шончан и подавить восстание? Он в ответе за своих людей; и так слишком многие уже сложили головы.
Завершил он обход, когда солнце выглянуло над горизонтом, бросив вокруг пронзительно-яркие утренние лучи. У шатра, под чутким руководством Лини, Талланвор и Ламгвин таскали сундуки, а Майгдин с Бриане, по-видимому, рассортировывали содержимое: одеяла, простыни, длинные яркие отрезы атласа, которыми предполагалось накрывать «потерянную» кровать. Фэйли, должно быть, в шатре, потому что шайка остолопов прохлаждалась неподалеку. Тяжести таскать – это не по ним. Пользы от них, как от крыс в амбаре.
Перрин подумал, не проверить ли, как там Ходок с Трудягой, но, взглянув в сторону коновязей, понял, что его заметили. Из-за деревьев выступили три конюха. Плотно сбитые, в кожаных фартуках, они походили друг на друга, как яйца из корзины, хотя лысую голову Фалтона окаймлял белый венчик волос, у Аймина были серо-седые волосы, а Джерасид лишь переступил порог средних лет. При виде конюхов Перрин зарычал про себя. Положи он руку на какую-нибудь лошадь, они тут же затопчутся рядом, а подними он копыто коню, вытаращат глаза. Однажды, когда он собрался поменять подкову Трудяге, на него налетели все шесть конюхов и кузнецов, похватали инструменты, едва он руку протянул, а бедного жеребца чуть не сбили с ног, так торопились все сами сделать.
– Они боятся, что ты им не доверяешь, – вдруг сказал Айрам. Перрин удивленно посмотрел на него. – Я говорил с ними. Они считают, если лорд сам ухаживает за своими лошадьми, значит, им не доверяют. Думают, ты можешь прогнать их, а дороги домой они не знают. – Он пожал плечами. Похоже, ему все это казалось глупостью чистейшей воды. – По-моему, они не знают, как быть. Раз ты не ведешь себя так, как положено лорду, значит, им что-то угрожает. Так они думают.
– О Свет! – пробормотал Перрин.
Фэйли говорила то же самое – о замешательстве прислуги, однако он посчитал ее слова прихотью дочери лорда. Фэйли выросла в окружении слуг, однако откуда леди знать мысли человека, в поте лица добывающего себе пропитание? Он холодно взглянул в сторону коновязей. Теперь на него смотрели уже пятеро. Смущены тем, что он хочет сам ухаживать за своими лошадьми, расстроены от того, что он не дает им работать...
– По-твоему, я должен вести себя, как какой-нибудь дурень в шелковом белье? – спросил он, и Айрам заморгал, а потом принялся рассматривать свои сапоги. – О Свет! – прорычал Перрин.
Заметив торопящегося от повозок Базела Гилла, Перрин двинулся ему наперерез. Не слишком-то ладно вчера вышло, Гилл явно был не в своей тарелке. Толстяк что-то бормотал себе под нос и утирал голову платком, ему было жарко в помятой темно-серой куртке, хотя дневная жара только начинала набирать силу. Перрина он заметил, лишь когда тот подошел совсем близко, и от неожиданности вздрогнул. Потом сунул платок в карман и поклонился. Он был выбрит и причесан, хоть сейчас на праздничный пир.
– А, милорд Перрин! Миледи велела мне съездить в Бетал. Просит поискать для вас двуреченского табаку. Но по-моему, вряд ли удастся. Двуреченский лист всегда стоил недешево, а нынче какая торговля...
– Она посылает вас за табаком? – спросил Перрин, нахмурясь. Скрытности, конечно, конец пришел, но тем не менее... – В одной деревне я купил три бочонка. Этого на всех хватит.
Гилл упрямо покачал головой.
– То ведь не двуреченский лист, а ваша леди говорит, он вам больше всего нравится. А гэалданский пусть ваши люди курят. Я теперь ваш шамбайян, так она это назвала. И должен отныне обеспечивать вас и ее всем необходимым. Ну ровно в гостиницу свою вернулся. – Сходство явно позабавило его, он сдержанно хихикнул. – У меня целый список, хоть и не знаю, многое ли сумею раздобыть. Хорошее вино, травы, фрукты, свечи и масляные лампы, клеенка и воск, бумага и чернила, иголки, булавки, ох, да всякой всячины еще! Отправляемся мы с Талланвором и Ламгвином, а с нами еще несколько людей из свиты вашей супруги.
Свита его супруги! Талланвор с Ламгвином вынесли очередной сундук. Им пришлось обойти расположившуюся неподалеку группку юных балбесов, а тем и в голову не пришло предложить свою помощь. Вот бездельники!
– Держите ухо востро с этой компанией, – предостерег Перрин. – Если кто-то из них бучу начнет или только затевать что-то вздумает, пусть Ламгвин его приголубит. – А если это окажется женщина? Все они одинаковы, а женщины и того хуже. Перрин хмыкнул. «Свита» Фэйли у него уже в печенках сидела. Очень плохо, что жена не удовлетворилась кем-то вроде мастера Гилла или Майгдин. – Вы о Балвере ничего не сказали. Он решил уйти один?
И в этот миг ветер донес до него запах Балвера – настороженно-подозрительный, странно не соответствующий чуть ли не высушенному облику.
При всей худобе Балвера просто удивительно, что у него под ногами почти не шуршала сухая листва. Смахивающий в коричневой куртке на воробья, он коротко поклонился и по-птичьи склонил голову набок.
