— Мож, горлышко отбить? — предложил я.
— Та ты шо, с Луны свалился? — вскинулся бомж и прикрыл бутылку локтем. — Актёр… Видали мы таких актёров. — Он с подозрением уставился на меня. — Небось и верно свалился? — сипло спросил он. — То-то смотрю — и балакаешь ты как-то смурно, и мысли у тебя липкие, не как у свободных людей?
— Да ты чё, старик? — Я потянулся к бутылке. В горле давно пересохло. — Давай открою.
Пальцы его скрючились, вцепились в горлышко; бомж спрятал руку с сосудом в глубине своих лохмотьев.
— Точно не оттуда? — Он кивком указал на небо. — А не то чув я тута дви силовых линий…
Вдалеке послышались свистки. Их почти заглушили скрежет баков, двигаемых мусорщиками, и их голоса, однако старик встрепенулся, приставил распрямлённую ладонь к своему сильно оттопыренному уху.
— Як менты скоро-то… — озабоченно просипел он.. — Занатто! — и посмотрел на меня: — Тебя ищут, малой.
Я вскочил.
— Где тут спрятаться?
Он заперхал, хватаясь за грудь: смеялся.
— Шо толку прятаться? Не, точно лунный! Це ж менты! Их к тебе притянет!
Но тут с другой стороны раздались крики — знакомый басовитый с хрипотцой голос. Бомж побледнел под коркой грязи на морщинистом лице.
— Ох, лышенько… — по-птичьи быстро оглядываясь, пробормотал он. — Ох, отберёт…
Работяги кончили выгружать мусор. Из-за насыпи показались четыре бака, подталкиваемые мусорщиками. Один волочился сзади, открытый, из него торчали черенки лопат; цепь, которой контейнер крепился к другим, натянулась, конец её болтался внизу, позвякивая. Мусорщики, приближаясь, понемногу набирали ход.
Милиционеры вынырнули из-за большого разъеденного дождями фанерного щита. Их было уже трое; летящие впереди двое, надувая щеки, свистели, ещё один махал полосатым жезлом.
За спиной бомжа показался бандит, чью сумку мы разворошили, за ним мчался другой, похожей комплекции. Я видел, как блестят на солнце их бритые макушки.
Старик больно ткнул меня кулаком под ребра.
— Прыгай! — велел он, кивая на громыхающий мимо последний мусорный бачок.
Мусорщики, не обращая внимая на вопли, свистки и несущихся с двух сторон милиционеров и бандитов, невозмутимо переговаривались, глядя перед собой и толкая контейнеры.
— А ты?
— Не пропаду! — Старик с силой толкнул меня, и я полетел прямо в разверстую пасть бачка, ощерившуюся черенками лопат.
Я зажмурился, зацепился плечом за край контейнера, услышал, как затрещала рубашка, и свалился на вонючее дно. Сверху что-то упало мне на голову. Потом я услышал слабый крик бомжа:
— Она там, там, у него!
Менты и бандиты столкнулись с рёвом и грохотом. Взорвались и смешались выстрелы, вопли и стоны, удары, звон, но всё это заглушил нарастающий свист воздуха вокруг. Я пошевелился, переворачиваясь, чтобы сесть, меня кинуло назад, вдавило в стенку… на поворотах по железному дну, страшно грохоча, каталась пустая бутылка.
— Поч-ч-чему она всегда так быстро конч-ч-чается… — Сергуня тряс бутылку над полупустой стопкой. Несколько капель разлетелись над столом.
Петрович сполз с дивана, где лежал на коленях у Марины.
— Надо сходить! — заявил он, мотая головой, словно отгонял одолевающих его мелких бесов. — Киоск, я помню, прям под домом? — Худосочный мужчина добрался до окна, животом навалился на подоконник. Перегнувшись, выставился наружу: — О, точно! Вот он, родимый! Срежем дорогу?
— Петрович, ты чё, седьмой этаж! — завопил Санёк, неверной рукой хватая собутыльника за рубашку.
Марина завизжала, прижимая ладони к щекам. Тогда неторопливо, как бык-производитель, спускающийся к стаду с холма, поднялся Сергуня. Обхватил Петровича за торс и рывком втянул обратно.
— Тебя там эта, как её… сила тяготения съест, — авторитетно объяснил он, ставя Петровича на ноги. — Ногами дойдем, не слабо.
— Мариночка, ты с нами? — Петрович заюлил вокруг девушки, подавая ей то курточку, то сумочку.
— Ребят, вы чё, вы куда? — Санёк с трудом оторвался от стены возле окна. Его покачивало.
— Спокуха, Шурик. — Петрович уже застёгивал тёмно-синий пиджак с пятном от помидора на кармане. — Сгоняем за добавкой.
— Я с вами! — Санёк ползал под столом в поисках куртки, но пока что найти не мог.
— Вот же она! — Марина указала на гвоздь, вбитый в стенку шкафа.
Санёк дважды повернулся вокруг себя, ища выход, стукнулся головой о полированную ножку и завыл. Девица засмеялась в полный голос.
Дверь открылась, на пороге стоял брат Санька, бледный от злости молодой человек лет двадцати трёх.
— Если вы немедленно не выключите музыку, я вызову милицию! Двенадцать часов ночи!
— Антон, Антон, ну ты чё, — забормотал Санёк, выбираясь из-под стола на голос, поднялся, держась за стулья. — Ну ты чё, Антон, мы уже уходим, не надо только ментов вызывать…
— Но мы ещё вернемся! — выкрикнула весело Марина. Она чувствовала себя ведьмой на метле.
— Если вы вернётесь… — Антон достал из кармана трубку, — вас будет ждать дежурный наряд. И ты, Санёк, опять будешь ночевать в вытрезвителе. Я больше повторять не буду.
Петрович загородил дорогу набычившемуся Сергуне.
— Ты чё, парень, нарываешься? — прогудел Сергуня, сжимая кулаки.
Антон отступил в прихожую и дальше, к своей комнате.
— Я сказал, — предупредил он. — На тебя уже два заявления лежат в отделении.
И скрылся за дверью.
— Никто меня не любит… — заныл Санёк. Марина уже накидывала куртку ему на плечи.
— Забей, — пробасил Сергуня. — Кишка тонка..
— Ага, опять побьют, деньги отберут… — пожаловался Санёк, вслед за приятелями выходя на лестничную площадку. — С-суки…
На столе осталась валяться пустая бутылка, вино разлилось по скатерти, превращая рыжую поверхность в бурое болото. То тут то там высились над ним кочки редиски и помидоров. Растерзанная упаковка являла миру полусъеденный дешевый чизкейк.
Из соседней комнаты, оглядываясь, выползла мать. Музыка в её комнате играла приглушённо, оттуда доносились негромкие голоса. Она выключила музыкальный центр, подслеповато щурясь и наугад тыча пальцем, затем погасила верхний свет и прикрыла дверь.
По дороге мусорщики перекидывались редкими фразами:
— Моя смена была, когда «Арго» ставили. Подошёл я к капитану, заговорил. Он спросил, не надо ли сувенир.
— Сам, что ль, предложил?
— Ага. Так я не стал стесняться, попросил звёздный ветер в бутылке.
— А он?
Под их унылый разговор я задремал. Очнулся оттого, что на голову посыпался песок; с перепугу я закричал.
