Разбудил его какой-то непонятный звук. И голос. Открыв глаза и лёжа неподвижно, Гаор слушал.
Вот по прутьям решётки провели дубинкой, не постучали, а провели, ещё раз. И голос.
— Эй, фронтовик, иди сюда.
И снова дубинкой по прутьям.
— Слышишь, фронтовик, хватит дрыхнуть, иди сюда. Поговорим.
Прикусив губу, Гаор лежал неподвижно, чувствуя, как обдавший его ледяной волной страх сменяется столь же холодным бешенством.
— Лежи, — еле слышно шепнул снизу Полоша.
— Ты ж оклемался уже, фронтовик.
И дубинкой по прутьям. Но не стучит, стук по решётке — это вызов Старшего. По напряжённой тишине Гаор понял, что проснулись многие, но никто не шевелится.
— Трусишь, дерьмо фронтовое, вонючка армейская. Я ведь войду, хуже будет.
Войди — мысленно ответил Гаор. Войди, сам я не спущусь, тебе придётся подойти, вплотную, и тогда… ты без каски, значит, бить в переносицу, а там… войди. А как ты меня назвал, в задницу себе засунь. Спину тебе здесь никто не прикроет. Гаор бесшумно повернулся на койке, накрылся с головой. Теперь, где голова, где ноги, сразу не понять, приготовил руки. Войдя, гад попытается сдёрнуть его за ногу или за одеяло и поневоле подставит лицо. Тогда, на губе он так отбился.
— Я войду, фронтовик.
Снова дубинкой по решётке и напряжённая тишина.
И вдруг громовым раскатом шепот Тукмана.
— Дяденька, он щас опять Рыжего метелить будет? А за что, дяденька?
И тут пронзительно заверещала в женской спальне девчонка. В щёлку из-под одеяла, Гаор увидел, как тёмный силуэт у решётки вздрогнул и обернулся. Чёрт если гад сейчас её… придётся прыгать, чёрт…
— Что происходит? — прозвучал начальственный голос.
Девчонка мгновенно замолчала как выключенная, а надзиратель нехотя встал по стойке смирно. У решётки появился второй силуэт, и по характерной сутулости Гаор узнал начальника ночной смены надзирателей.
— Слежу за порядком, начальник, — издевательским тоном ответил надзиратель.
Начальник постоял у решётки, вглядываясь в темноту.
— Не вижу нарушений, — наконец сказал он. — Возвращайтесь на свой пост.
Надзиратель с насмешливой небрежностью козырнул и ушёл. Начальник постоял ещё, прошёл к женской спальне, где была такая же тишина и никто не шевелился, и, наконец ушёл. Тихо щёлкнула, закрываясь, дверь надзирательской.
Гаор перевёл дыхание и перевернулся обратно, лёг на спину, откинув одеяло с груди. Только сейчас он ощутил, что волосы у него мокрые от пота. Эк меня со страха пробрало — недовольно подумал он. Рядом и напротив так же тихо ворочались, укладываясь разбуженные, но голоса никто не подал. Гаор подумал о заверещавшей так вовремя девчонке и улыбнулся: её бы вместо воздушной сирены, на пункт дальнего оповещения. Ну, пронесло, теперь можно спать.
Сменялись надзиратели перед утренним и вечерним построениями, так что увидеть гада утром Гаор не опасался. Дежурят надзиратели: смена через три, так что на трое суток он в безопасности. Относительной, конечно, Седой ему правильно объяснил: здесь тот же фронт. Не одно так другое. Не бомбёжка, так обстрел. Не атака своя, так атака чужая. Только шкура у тебя и жизнь одна-единственная на все случаи. Но когда одной опасностью меньше — уже хорошо. А дальше трёх суток и на фронте не загадывали, там и на сутки, а, случалось, не то, что на период, на долю вперёд полная неизвестность.
О ночном случае утром никто ни словом, ни вздохом не обмолвился. Гаор понял игру: спал, ничего не знаю, — и молча принял её. К тому же назревали новые события.
— Выходной седни, паря, — объявил ему Плешак, когда они шли к своему складу.
— Это как? — заинтересовался Гаор.
Он заметил, что всё-таки какие-то не такие все сегодня, но думал, что это из-за ночного случая. А оказывается…
— А так, — стал объяснять Плешак, — работаем до обеда и шабашим. А апосля обеда нам фишки выдадут и до ужина выход на двор свободный. Но со двора ни-ни. Ух ты, паря, седни же и сигаретная выдача, забыл совсем. Ну, живём!
— Живём! — весело согласился Гаор.
Синяки его уже совсем не беспокоили, хотя только-только из чёрных побагровели. Свободный выход — это вроде увольнительной, а то он только и видит небо, когда на склад или со склада идёт. Здорово! И сигареты… да, вот ещё выяснить надо.
И как только, обыскав их, складской надзиратель впустил и закрыл за ними дверь, он сразу спросил.
— Плешак, сигареты всем дают?
— Мужикам тольки, — ответил Плешак, пыхтя за контейнером с электропечами. — Пачка на две недели.
— А фишки?
— Кому скольки. Ты его на себя подай, порожок здеся. Ага, хорош. Пошёл.
Они поволокли контейнер на его место, а Плешак продолжил рассказ.
— Ну, у кого какая работа. Грузчикам помене, кто в залах работает поболе. Уборщикам дворовым совсем ничего, кто на фасаде и большом входе убирается, тем куда поболе, у них и работа… не присесть. Мать со Старшим поболе всех имеют. Им и положено.
Гаор понимающе кивнул. Интересно, сколько ему отвалят. Пачка сигарет на две недели… нежирно, до… да, иначе не скажешь, до рабства он выкуривал пачку в день, и то это он уже себя отучать стал, а то вся почти ветеранская пенсия у него на сигареты уходила.
— Давай, паря, покатим их, сейчас из залов за запасом прибегут.
Гаор уже тоже знал, за чем прибегают чаще всего, и даже запомнил, какая бригада из какого торгового зала, так что, пока Плешак разбирался в бланке заказа, он, только посмотрев на него, уходил за нужным.
Перед обедом заказы пошли особенно густо, перед дверьми даже очередь образовалась, и надзиратель дубинкой успокаивал самых горластых. Их склад пятый, а всего — Гаор уже знал — десять, перед ними четверо, за ними пятеро, и те тоже не пустуют, в коридоре толкотня, ругань грузчиков из-за сцепившихся тележек и надзирателей, наводящих порядок. Туда слева, оттуда направо, а куда направо, если тут холодильники вытаскивают, а хреновина эта в полтора человеческих роста и встала, понимаешь, поперёк и хоть пили её.
— Рыжий, тащи!
— Куда? — заорал Гаор, — стопор убери, дурень! Стопор торчит.
Он протиснулся мимо застрявшего холодильника в коридор и, оттолкнув Булана, стал разбираться с тележкой.
Стопор выпал из-за тяжести. Тележка на такой груз не была рассчитана.
— На хрена ты за ним с такой фиговиной припёрся?!
— Какую дали, с той и приехал! — огрызнулся Булан.
Наконец Гаору удалось заправить выпавший стопор.
— Всё, вези. Только не тряси, опять выпадет.
Булан потащил тележку к выходу, а Гаор уже хотел зайти обратно, когда надзиратель остановил его.
