– Даст бог, и дольше задержимся! – весело подмигнул Глеб и наполнил бокалы.
Мы чокнулись. Инесса с видимым удовольствием посмаковала глоточек вина и разрумянилась, как юная девушка.
– О чем вы тут секретничали? – игриво поинтересовалась она.
– Жанна просила меня рассказать о системе наказаний, – нашелся Глеб. – Но раз уж здесь ты, предоставлю это право тебе.
Я настороженно посмотрела на Инессу.
– Жанна, не смотри на меня так, как на инквизитора, – рассмеялась Раевская. – Я всего лишь старейшина. Ужасно звучит, правда? – кокетливо добавила она, убирая за ухо прядку волос. – Но традиции есть традиции. Так что тебя интересует? Уж не собралась ли ты преступить закон? – Она шутливо погрозила мне пальцем. На длинном красном ноготке блеснул стразик в центре изящно нарисованного цветка.
Да, слово «старейшина» меньше всего подходило к этой холеной красавице, законодательнице мод и светской львице.
– От тюрьмы и от сумы не зарекайся, – буркнула я.
– И то верно, – кивнула Инесса, окинув проницательным взглядом официанта, принесшего ей закуску. – Еще сегодня сидишь в смокинге за лучшим столиком, а завтра надеваешь карнавальный костюм и прислуживаешь своим недавним друзьям.
У официанта, несмотря на всю выдержку, дрогнуло лицо, и он поспешил удалиться. «А она может быть жестокой, – с неприятным удивлением подумала я. – Или все светские барышни – отъявленные стервы?»
– Так вот, законы у нас очень простые, – пропела Инесса. – Все как в цивилизованном мире. Не воруй, не убивай, не причиняй вреда другим.
– Только наказание, как в Средние века, – вставил Глеб, и мне показалось, что его глазах мелькнул вызов.
Раевская выдержала его взгляд и с расстановкой сказала:
– Да, снисхождение нам чуждо. Зато и серьезных преступлений в нашей среде почти не случается.
– Как же. Расскажи это Эльзе и остальным, – глухо произнес Глеб и осекся, бросив на меня виноватый взгляд.
– Кто это – Эльза? – нарочито равнодушным тоном спросила я.
– Никто! – хором воскликнули мои собеседники и смущенно уставились в свои тарелки.
– Высоко же вы ее цените, – не удержалась от колкости я.
– Эльза – это одна старая знакомая, – пробормотал Глеб.
Ясно, угрюмо заключила я. Любовница.
– Это неважно. – Инесса поспешила вернуть разговор к изначальной теме. – Так вот, за незначительные проступки нарушителям приходится расплачиваться штрафами и общественными работами. Наказание одинаково и в том случае, если жертвой становится один из нас, и тогда, когда пострадал обычный человек. Уличенный в воровстве должен вернуть украденное в тройной мере. Убийца же разделяет участь своей жертвы даже в том случае, если покушение не увенчалось успехом.
Она произнесла это таким будничным тоном, что я даже поперхнулась.
– То есть смертная казнь? – уточнила я.
– Мы употребляем слово «ликвидация», – поправила меня Инесса. – Человек, показавший себя недостойным, покидает наш Клуб. Навсегда.
– Без суда и следствия? – невесело пошутила я.
– Ну как же! Конечно, его вина должна быть доказанной и не вызывать сомнений, – отчеканила Раевская.
– Так есть и суд, и следователи? – удивилась я.
– Суд у нас старейшины, а роль следователей выполняет особая оперативная группа.
– Гончие, – с умным видом кивнула я.
Если бы у меня во лбу вырос рог, Глеб и Инесса были бы шокированы меньше. Глеб замер на месте, на щеках Инессы как будто поблек румянец. Первой пришла в себя Раевская.
– Ты уже о них слышала? – небрежно поинтересовалась она.
Хороший вопрос! Как ни напрягала память, я так и не могла вспомнить, когда и от кого могла о них узнать.
– Кажется, Лана что-то рассказывала, – неуверенно сказала я.
Взгляд Глеба моментально просветлел, Инесса вновь разрумянилась. Что-то здесь нечисто…
– Да, наши ребята называют себя именно так.
– А на вечеринке в мою честь они были?
– Гончие и вечеринки – понятия несовместимые, – хмыкнула Инесса. – И хорошо!
– Так выпьем же за то, чтобы наши с ними пути никогда не пересекались! – Глеб уже успел обновить наши с Инессой бокалы и поднял свой.
Мы соединили бокалы со звоном, и взгляды Раевской и Глеба на какой-то миг пересеклись на мне. Как будто бы они вкладывали в этот тост какой-то особенный смысл, как будто бы предостерегали меня… Но от чего?
Я нервно втянула в себя глоток вина и вновь посмотрела на моих соседей. Но Инесса уже как ни в чем не бывало орудовала вилкой и ножом, разделывая ломтики баклажана. А Глеб тепло улыбнулся мне и, глядя на мою опустевшую тарелку, спросил:
– Может, десерт?
Остаток вечера прошел в светской болтовне. Инесса с увлечением рассказывала о недавно прошедшей Неделе мод, я слушала во все уши, Глеб откровенно скучал и требовал к себе внимания. Потом к нашему столику подошел высокий мужчина, в котором я узнала известного модельера Романа Дворцова. Инесса представила нас друг другу, и великий художник, к моему удовольствию, галантно поцеловал мне руку. Я бы с удовольствием проболтала с ним до утра – глядишь, договорилась бы, чтобы сшил мне роскошный наряд. Но тут Глеб вскочил с места, пробубнил, что нам уже пора, и потащил меня к выходу.
– Почему так рано? – закапризничала я.
– Ты что, не видишь, они хотели остаться наедине, – попенял мне он.
Я в последний раз окинула взглядом ресторан: не было ни одного свободного места! Официант с топором в спине вежливо пожелал нам «лунной ночи», гардеробщик, оторвавшись от старинной книги, любезно протянул наши пальто, и мы покинули «Подземелье».
Эльза
Две недели назад
Эльзе исполнилось семьдесят пять, когда ей стали сниться эти странные сны. Во сне у нее были серебряные волосы с голубым отливом, рябые руки и пестрый фартук, за который цеплялся забавный белокурый мальчуган по имени Ганс. Мальчуган был ее внуком, а может быть, и правнуком, и смешно картавил, выпрашивая шоколадный торт, который она пекла. Эльза смеялась и целовала мальчика в лоб.
Просыпалась Эльза от настойчивых поцелуев юного любовника. Их лица менялись, но Ганс, называвший ее бабушкой во сне, оставался. «Кто такой Ганс?» – ревниво спрашивал наутро очередной красавчик, потирая ранку, непонятно как появившуюся на сгибе локтя. Эльза неторопливо расчесывала свои густые белокурые волосы у зеркала, отражавшего красивую двадцатилетнюю девушку с грустными глазами, и молчала. За последние пятьдесят три года у нее не прибавилось ни морщинки.
Она была молода собой и стара душой. Она никогда не оставалась одна, но уже давно была бесконечно одинокой. Ее жизнь неслась чередой балов, вечеринок, свиданий, а ей хотелось покоя. Выпроводив очередного случайного кавалера, поделившегося с ней своей молодостью и своей кровью, Эльза садилась за холст и рисовала щечки-яблочки, мягкие завитки волос, курносый нос и восторженные голубые глаза маленького Ганса.
