Она ушла, малосольные огурцы остались стоять на столе, в холодильнике – сметана, кусок сливочного масла, жареная курица.
Он лежал и думал, что жить с ней он все равно не сможет, что она не сделала ему ничего плохого, вырастила двоих его детей, терпела все его похождения. И правда на ее стороне. И жалко ее, но никаких человеческих сил терпеть ее рядом с собой нет. Если возвращаться на хутор, то надо найти какой-то свободный дом и в нем поселиться.
А как быть с детьми? Участковый любил детей и не хотел с ними расставаться.
Он пытался принять какое-то решение, сделать выбор, но получалось, что все варианты – плохие.
А во-вторых, она! Тоже все варианты – плохие. Что тут можно сделать? Он представил себе, что он у нее в квартире и вечером к ней пришли друзья. И каким странным, каким чужим он бы себя чувствовал. Он знал наизусть несколько стихов Есенина, но она почему-то над этими стихами смеется. Общение с ее остроумными друзьями вызывало бы у него раздражение. Если бы он был поэтом, он бы спросил, почему любовь обязательно должна сопровождаться ведением совместного хозяйства и общими друзьями. Почему жизнь так несовершенна!
Но он не был поэтом. Поэзию и поэтов вообще недолюбливал. А стихи Есенина выучил только для того, чтобы производить впечатление на женщин. Причем обычно впечатление производилось. Сбой произошел только на Иевлевой.
Так что с ней быть не получится, а как быть без нее, абсолютно непонятно…
Легкая на помине Иевлева приоткрыла дверь в его палату и, обнаружив, что может войти, вошла и села на стул перед его кроватью. Он хотел было встать, но она положила ладонь ему на грудь, шутливым жестом удерживая его, как бы разрешая и даже прося не вставать.
Она действительно была в халате с цветами, но что-то никаких костей, выпирающих из этого халата, участковый не заметил. Она, как всегда, показалась ему необыкновенно красивой, и было в ней что-то, что трогало его, отчего вместо агрессивной горечи желания он чувствовал довольно-таки несвойственную ему нежность.
– Твоего соседа увела возлюбленная, – сообщила ему Иевлева. – В настоящее время они сидят в буфете, держась за руки, забыв о чае в граненых стаканах, стынущем перед ними на столе. Какие новости из дома?
– Все вроде нормально, – ответил участковый. – Никто не ходит по ночам. А тебя почему никто не навещает? Я смотрю, подруга тебя навещает. А где мать, отец, братья, сестры?
– Братьев и сестер у меня нет. А мама с папой у меня уже очень старенькие – я была поздним ребенком. Они живут в Новосибирске. И я скоро к ним туда полечу. А в Ростов я попала по распределению. Университет окончила в Новосибирске. Прислали сюда, а здесь уже защитила кандидатскую.
– А я тоже думаю в городе остаться, – сказал участковый, – а майор говорит, надо возвращаться.
– Майор прав, – заметила Иевлева.
Участковому понадобилась вся его воля, чтобы не показать, какое чувство вызвали у него эти последние ее слова «Майор прав» – а может, все-таки нет, а может, не до конца?
– Нас всегда будет что-то связывать, – сказала Иевлева. – И предложение дружбы с эротическим оттенком остается в силе. Но я никогда не смогу быть для тебя единственной, а ты не сможешь для меня. Мы слишком разные люди. Ты не выдержишь в моей жизни, а я – в твоей. С этим ничего нельзя поделать. Но мы всегда будем близкими людьми. И жизнь, которая свела нас однажды, будет сводить нас еще. Так будет лучше для тебя. Придет время, когда ты это поймешь.
Участковый заметил, что, говоря эти слова, она нет-нет да и косилась на малосольные огурцы, которые стояли в банке на столе.
– Я знаю, что ты права, – сказал участковый. – То, что ты говоришь, правда. Но я хочу другую правду. Понимаешь, это не блядство – я тебя действительно люблю.
Так и сказал: «Не блядство, действительно люблю». Было ему не до приличий.
Она дотронулась пальцами до его щеки.
– Я к тебе приду во сне и скажу все, что ты хочешь услышать. А сейчас я поцелую тебя, и никакая правда не помешает мне это сделать. И мне даже жалко, что палата не запирается.
Она наклонилась к нему и поцеловала в губы. Друзья так не целуются.
– Послушай, – спросила она, немного смутившись, – это чьи огурцы на столе?
– Мои. Жена привезла.
– А можно мне один?
– Хоть все.
Участковый смотрел, как она выловила себе огурец и откусила кусочек и с каким удовольствием, почти жадностью она его грызла. И в голове у опытного участкового зародилось подозрение.
Участковый поздним вечером сидел в беседке и курил. Завтра выписывают. Надо ехать домой. Там будет видно. Иевлева тоже завтра идет домой. Наблюдали пять дней, решили, что все в порядке. Аномалий никаких не выявлено. Болезней ноль. Все в норме. Так что домой. Были из газеты. Хотели интервью. Героическое спасение пропавшей женщины, провалившейся в подземелье. Участковый сказал: «Наше дело помогать!» А про подробности отослал к спелеологу. Тот тоже еще был здесь…
Все время тянуло к ней. Но он понимал, что надо сдерживать себя, иначе будешь выглядеть надоедливым деревенским олухом. Все, что хотите, только не это. Это, как выражается майор, неприемлемо.
Она, как всегда, легка на помине, появилась из-за угла. В джинсах, курточке. Остановилась, стала вглядываться в луну, большую, круглую, почти полную.
Но из-за угла вслед за ней вышли трое солдат. Участкового они не заметили. Он успел к этому времени потушить сигарету, в беседке было темно. Они подошли к Иевлевой, и один из них сказал:
– Слюший, дэвушка, хочишь хуй сосать, в беседку пойдем.
Участковый был от них в нескольких шагах. По опыту он знал, как опасны могут быть такие пьяные, полудикие пацаны. Они просто не понимают, что делают. Мозгов еще нет. А реакция отличная. Он, стараясь не шуметь, передвинулся так, чтобы появиться неожиданно. Иевлева спокойно подняла глаза на говорившего и ответила:
– Нет, спасибо, как раз сейчас такого желания у меня нет.
– Будишь сосать. У тебя нэт, а у меня есть, – не унимался солдат.
– Ну, если у вас есть такое желание, вы можете это сделать вашему товарищу, – предложила Иевлева.
– Ах ти, сука позорный, – закричал солдат. – Иди в беседку и будешь мой хуй сосать. – Он достал из кармана нож.
Нож блеснул в свете фонаря. Участковый бросился в пространство между ножом и Иевлевой, но не успел. Человек с ножом пролетел мимо него и, ударившись головой о деревянный стояк беседки, сполз на землю. Двое других тоже лежали на земле.
– Ведь уже стемнело, – сказала Иевлева и, повернувшись к участковому, спросила: – А ты откуда тут взялся?
