— Где… где ты все это узнаешь?
— Я говорю с людьми, Ял. Пока королева затыкает тебе уши языком, я слушаю. Принц Йорг лишил Сейджеса силы, причем основательно. Должен быть другой колдун или ведьма, что сможет нам помочь. Не может быть, чтобы Сейджес оказался единственным на всю страну. Нужно, чтобы король Олидан дал совет, если мы хотим избавиться от заклятия.
— А-а!
— А?
— Я обещал Сарет угомонить этого мальчишку-принца. Надеюсь, это не испортит отношения с королем Олиданом. Если он трясется над ребенком, будут проблемы.
— Зачем? — Снорри посмотрел на меня и развел руками. — Зачем тебе это?
Его топор лежал у кровати, и я аккуратно задвинул его ногой подальше, ну, на всякий случай.
— Ты видел королеву? Как я мог ей отказать?
Снорри покачал головой.
— В жизни не видел мужчины, который так плохо разбирается в женщинах и так им подвластен.
— Так вот, этот мальчик. У нас будут неприятности, если я его немножко проучу? Раз уж ты знаешь все, что надо знать об Анкрате.
— Ну-у, отец сына не любит. Я это точно знаю.
— Уже легче.
Я достаточно расслабился, чтобы опуститься в кресло.
— И я знаю, что ты храбрый человек, Ял, и герой войны…
— Да…
— Но я бы не был так уверен, что надрать уши этому принцу Йоргу — хорошая идея. Ты вчера видел его в «Ангеле»?
— В «Ангеле»? О ком ты говоришь?
— В «Падающем ангеле». Я знаю, что ты был занят другим, но, должно быть, все же заметил, что там торчала вся его банда. Братья.
— Чего?
Я попытался встать, но стул крепко держал меня.
— Принц был там, знаешь? В углу, с сэром Макином.
— Боже!
Я вспомнил его глаза.
— И трахал Салли в комнате по соседству с твоей. Было слышно. Милая девушка, из Тоттена, что к югу от Лура.
— Боже правый!
Я-то думал, что спутнику Макина как минимум лет восемнадцать. И ростом он не меньше ста восьмидесяти.
— И разумеется, ты знаешь, что заставило его снова уехать так скоро после возвращения в Высокий замок?
— Напомни.
Я думал, смертельная вражда с повелителем сновидений может кого угодно отправить в длительное путешествие.
— Он убил лучшего бойца короля, капитана гвардии сэра Галена. Это по нему носит траур сестра Сарет.
— Хочешь сказать, он ему не мед отравил?
— Поединок.
— Уезжаем, — сказал я уже из коридора.
Ни у кого не было приказа арестовать заезжего принца, прогуливающегося по городу верхом, прежде чем явиться ко двору. Мы забрали Рона и Слейпнир и поскакали в Крат. И дальше. Ехать было страшно неудобно, и я постоянно ерзал в седле, подыскивая более удобное положение и проклиная всех скорронцев, особенно их треклятых женщин.
— И у обеих глаза слишком близко посажены… И вообще, мне никогда не нравились рыжие, и, уверен, та, что помоложе…
— В ней что-то есть, в этой Катрин, — перебил меня Снорри. — Думаю, что она далеко пойдет и многое совершит. По ней видно.
— Если она тебе так приглянулась, надо было к ней подъехать. — Боль заставляла меня злить его, чтобы хоть так отвлечься. — Может, она как раз любит пожестче.
Снорри пожал плечами и покрутился в седле, когда мы выехали на дорогу, ведущую в Рим.
— Она еще ребенок, а я женатый человек.
— Семнадцать-то ей точно есть. И я думал, что вы, викинги, живете по корабельным законам.
— По корабельным законам?
Снорри поднял бровь. Город Крат теперь казался просто пятнышком в воздухе.
— В том смысле, что на корабле нет законов.
— Ха! — Он чуть прищурился. — Мы такие же люди, как все. Кто-то хороший, кто-то плохой. По большей части — ни то ни другое.
Я присвистнул.
— А сколько тебе вообще лет, Снорри?
— Тридцать. Наверно.
— Тридцать! Когда мне будет тридцать, надеюсь, я не перестану радоваться жизни.
Он снова пожал плечами и чуть улыбнулся. Снорри толком не обиделся. Что вообще-то хорошо.
— Там, куда мы едем, дожить до тридцати — уже непростая задача.
— Есть хоть что-нибудь хорошее на этом Севере? Ну, хоть что-нибудь? Что-то такое, чего я не могу найти в теплых краях?
— Снег.
— Снег — это плохо. Это просто холодная вода, которая сошла с ума.
— Горы. Горы красивые.
— Горы — это неудобные куски камня, которые мешаются на дороге. И потом, если уж горы, то пусть это будут Аупы, что у меня на родине.
Мы с минуту скакали молча. Движение на дороге стало менее оживленным, но на длинных прямых отрезках все еще попадались повозки, всадники и даже пешие путники.
— Моя семья, — сказал он.
И хоть я и не претендую на мудрость, мне хватило ума промолчать в ответ на это.
Лето, запоздало приветствовавшее нас в Анкрате, сошло на нет по мере продвижения на север. В городке Хофф, среди готовых к жатве полей, в день, уже очень похожий на осенний, Снорри повел нас на восток от дороги на Рим.
— Мы могли бы сесть на корабль в порту Конахт, — сказал я.
— Людей истинного Севера в Конахте не любят, — ответил Снорри. — Мы слишком часто наносили им визиты.
Он погнал Слейпнир по неухоженной заросшей тропе, ведущей на восток, к горам северного Геллета.
— Думаешь, тертанцы лучше?
— Ну не то чтобы лучше, — признал норсиец, — но в Маладоне нас примут несколько теплее.
— Их вы реже навещали?
— Мы там останавливались. В Маладоне наймем корабль. У меня там родня.
— Хорошо бы, а то тащиться дальше на восток не хочется. — К востоку от Маладона был Ошим, а туда никто не ездил. В Ошиме Зодчие некогда соорудили колесо, и с тех пор любая сказка, после которой снятся кошмары, начинается: «В стародавние времена, неподалеку от Ошимского колеса…»
Снорри кивнул с серьезным видом.
— Маладон. Сядем на корабль в Маладоне.
Горы перебросили нас через осень прямо в зиму. Скверные были времена, хоть мы и закупились в Хоффе теплой одеждой и провизией. Я платил, торгуясь больше, чем обычно, так как понимал, что кусочки серебра могли вымостить мой путь домой, в теплый Вермильон.
Среди геллетских гор мне страшно не хватало той роскоши, которую мы едва вкусили в ту единственную ночь в Высоком замке. Даже вонючие койки «Падающего ангела» были сущим раем по сравнению с ночлегом на голых скалах под пронизывающим ветром на склоне какой-то безымянной горы. Я предложил Снорри более долгий, но менее трудоемкий путь через Красный замок. Мерл Геллетар, тамошний герцог, был племянником моей бабки и из долга перед семьей помог бы нам.
— Нет.
— Какого черта?
— Слишком далеко в объезд.
Снорри раздраженно бормотал — для него это было необычно.
