— Я бы отдал золотой за полянку.
Да я бы дал столько же за возможность раскинуть руки. Рон и Слейпнир плелись за нами, опустив головы, задевая боками ветви с обеих сторон, на свой лошадиный манер унылые и несчастные.
Где-то далеко солнце опускалось за горизонт. Резко похолодало, и мы пробивались сквозь стену мертвых ветвей в тихом сумраке. Внезапно раздавшийся шум испугал нас, нарушив долго стоявшую тишину.
— Олень?
Я больше надеялся, чем верил в это. Что-то большое и не столь изящное ломало ветви.
— Не один.
Снорри кивнул в другую сторону. Оттуда тоже слышался все более громкий хруст.
Вскоре оно наступало на нас уже с двух сторон. Что-то бледное и высокое.
— Им пришлось ждать темноты.
Я сплюнул сухие иголки и с трудом вытащил меч. Размахнуться им будет явно негде.
Снорри остановился и развернулся. В темноте я не мог рассмотреть его глаза, но что-то в том, как он замер на месте, подсказало: они почернели, в них не было ни выражения, ни души.
— С их стороны было бы умнее явиться при свете.
Губы его двигались, но голос был совершенно чужим.
Вдруг я понял, что не уверен, точно ли тропа — самое безопасное место во всем Гофау. Одно из существ, окружающих нас, приблизилось, и я увидел, как мелькнули бледные руки и ноги — как у человека, но голые и белесовато-зеленые. У твари было белое лицо, зубы и десны обнажены в оскале. Блестящие глаза долю секунды смотрели прямо в мои, выдавая нестерпимый голод.
— Мертвяки! — Я, наверно, пронзительно кричал.
— Почти.
Снорри описал топором огромную дугу, срубая десятки веток. Готов поспорить, даже бритвенно-острая сталь Зодчих не послужила бы ему лучше. Еще один взмах. Я отскочил, врезавшись в башку Рона, перегородившего тропу. Снорри пел песню без слов — или со словами, но на совершенно незнакомом языке, нечеловеческом, — расширяя пространство, прорубая его на четыре, пять, шесть шагов. Повсюду торчали пни высотой по колено, некоторые толще моей руки, заваленные упавшими стволами. На открывшейся прогалине под звездным небом было, как ни странно, еще темнее, чем в лесу. И тьма вилась за топором норсийца.
— Ч-что?
Снорри остановился, тяжело дыша. Сумерки незаметно изменились — солнце совсем зашло. Аслауг снова убралась в свой ад. Он посмотрел на свое оружие.
— Это не топор дровосека, будь он проклят!
Я подошел поближе, довольно шустро, боясь, как бы ко мне из тени не потянулись руки мертвяков.
— Огня, Ял. Быстро!
Снорри стоял у меня над душой, лошади нервно переступали по тропе, а я рылся в седельной сумке, пока вокруг нас ломались ветви и за деревьями мелькали бледные люди.
— Выходите! Спорим, вас рубить легче, чем деревья, — крикнул им Снорри, хотя я уловил в его голосе нотку страха, которого прежде не замечал. Думаю, его лес нервировал больше, чем прячущиеся в нем враги. Я нашел кремень и кресало, умудрился уронить их в темноте, нащупал дрожащими пальцами. Вокруг сильно пахло сосновой смолой — густой, тошнотворный запах, от которого и потерять сознание недолго.
Я высек искру, когда Снорри замахнулся на первого выбежавшего из-за деревьев. Со всех сторон ломались ветви, на нас наступали. Я неосторожно бросил взгляд вверх и увидел — они были тощими, голыми, бледно-зелеными, как призраки. Полет топора Снорри рассек существо от левого бедра до правого соска, круша внутренности, ребра, позвоночник и легкие. Очевидно, топор, хоть и предназначенный для рубки дров, был весьма остр. Но человек-сосна наступал, запах древесного сока, сочащегося из его бескровной раны, перешибал все. Наконец он споткнулся о пенек, рухнул и запутался в собственных кишках и разбросанных ветках. К тому моменту Снорри уже снова было о чем поволноваться.
Получилось! Искра разгорелась в огонь, потом — в настоящее пламя. Месяц назад я бы добивался такого результата битых полчаса. Скорчившись на земле, пока сверху махал топором и ворчал Снорри и ревели испуганные лошади, я смог перенести огонь на один из смоляных факелов, которые купил в Крате, — их там предлагали для осмотра обширных городских катакомб.
— Жги его!
Бледная извивающаяся рука шлепнулась рядом с моей ногой.
— Что?
— Жги, говорю!
Норсиец снова замычал — и рядом упала голова. Человек-сосна прыгнул Снорри на спину.
— Что жечь-то? — заорал я.
— Все!
Он завалился назад, насадив своего ездока на обрубки деревьев.
— Это безумие! Мы тоже сгорим.
Движение Снорри, хотя в пределах момента исключительно верное, оставило меня неприкрытым — по крайней мере четыре человека-сосны высвобождались из деревьев и выходили на просеку, за ними — другие. Взгляд их глаз пугал меня больше огня. Я сунул факел в кучу срубленных веток.
Пламя вспыхнуло практически сразу. Люди-сосны сделали еще два-три шага и остановились, глядя в огонь. У меня за спиной Снорри освободился от противника и со стоном поднялся.
— Следуй за лошадьми!
Пламя уже расползалось, яростно потрескивая, иглы лопались, огонь легко захватывал иссохшие ветви, по которым прежде текла кровь людей-сосен. Насмерть перепуганные Слейпнир и Рон рванулись через просеку, разбрасывая людей-сосен и горящие ветви. Я смог последовать примеру Снорри и проскочить, едва не напоровшись на пару обрубков в несколько сантиметров толщиной.
Лошади сами пробивались сквозь деревья. Я надеялся, что они не выколют себе глаза. Но для них это не так страшно, как возможность превратиться в жаркое. Снорри бежал за ними, следом ковылял я. За спиной у меня пожар ревел, словно живой, и люди-сосны вторили ему своими предсмертными воплями.
Мы на какое-то время оставили огонь позади, вслепую пробиваясь вслед за лошадьми. Я сорвал дыхание, ненадолго остановился, оглянулся — и увидел, что весь лес охвачен оранжевым заревом, на фоне которого выделяются черные силуэты бесчисленных стволов и ветвей.
— Беги! — крикнул я без особого толку, вслед за чем предпочел поберечь дыхание, чтобы последовать собственному приказу.
Ад бушевал, расползаясь по деревьям с поразительной скоростью. Он прыгал по вершинам быстрее, чем полз по земле, и несколько раз получалось так, что пожар ревел за спиной, а над головой была огненная крыша. Деревья взрывались мгновенно, разбрасывая вихри оранжевых углей. Пламя неслось по лишенным игл ветвям, словно ветер, пожирая все и вся. Горящая рука прижалась к моей спине, толкая вперед. Рон и Слейпнир разошлись; я решил свернуть влево. Через сто метров я увидел, что моя лошадь в чем-то запуталась — наверное, в колючем кустарнике — и кричит почти по-человечески. Лошадь поймать непросто, особенно сильную, как Рон, и подгоняемую страхом перед огнем. Но он висел там, а я бежал и сыпал проклятиями. Наконец огонь быстро убил его. Мерин превратился в талый жир и обугленные кости, прежде чем понял, что его поглотила огненная буря.
