— Конечно! Благодаря твоим выкрутасам его опыт и так уже слишком богат! Да нормальный ребенок и тот уже сделался бы больным! — не сдавалась
Елена. — Что он видит с тобой? Помойки, грязные бомжи, сумасшедшие волшебники, хладнокровные убийцы… Одни вечные твои скитания чего стоят! И чего ради все это?!
— Скитания, говоришь?! — возмутился Андрей. — Кстати, в этих скитаниях я однажды спас одну дурочку от верной смерти!
Она нахмурилась и резко отвернулась. Конечно, вспоминать об этом ей было неприятно.
— Странно, но как я недавно понял, все те, кому я сделал добро, почему-то слишком быстро об этом забывают! — с горечью заметил Андрей.
— Я ничего не забыла! — запальчиво возразила она. — Ты мне сделал много добра, особенно, когда своими руками подложил меня в постель Джану… Что ты потребуешь от меня теперь? Чтобы я для пользы дела совратила этого длинноволосого недотрогу?
— Возможно, именно этого я и потребую! Думаю, что ты не откажешься размяться, разве не так? И где же наш фокусник?
— Здесь. Егор тоже. Они в спальне Джана. Может быть спят, а скорее всего фокусник зализывает глубокую душевную рану своему братишке…
— Какую еще рану? — не понял Андрей.
— Лопушок-Егорушка влюбился в меня. У него большое и светлое чувство,
— криво усмехнулась она.
— Когда же ты успела обработать его до такой степени?
— Нормальному мужчине, — она сделала ударение на слове «нормальному».
— Не надо много времени, чтобы оценить меня по достоинству.
— А тебе-то зачем было заходить так далеко? — изумился Андрей.
— А что мне оставалось? Джан был просто старый баран. Ты изволишь спать с убогим мужичком. Я была вынуждена сама позаботиться о себе, пожала она плечами. — Что, боишься, я испорчу тебе игру?
Андрей промолчал. Делать поспешные выводы ему не хотелось. Он давно опасался, что Елена проявляет определенное самоволие, но кто знает, возможно ее амурные похождения будут только на пользу дела. А такие понятия, как любовь и душевные раны давно уже потеряли актуальность для Андрея.
— Черт с тобой, резвись! — отрезал он. — А что Родион?
— Для человека, который трое суток лежал в коме, потом сломал лифт и разбил голову следователю, и к тому же за несколько дней всего лишь выпил стакан молока, он выглядит неплохо, — усмехнулась Елена.
Андрей еще раз с громадным облегчение перевел дух и огляделся.
— Что-то не видно многочисленных венков почетному покойнику… удивился он. — Что, разве коллеги и благодарные исцеленные не горюют об утрате?
— Мне здесь только венков не хватает! — насупилась Елена. — Я велела, чтобы их отправляли в старую квартиру Джана. Об этом адресе практически никто не знает…
Кажется, пришла пора немного расслабиться.
Андрей положил руки ей на плечи, и она вскинула голову:
— Когда все это кончится? Я так устала… У тебя уже все есть. Зачем тебе это снова и снова?
— Что у меня есть? — удивился Андрей и убрал руки с ее плеч.
— Все, что собрал скопидом Кошарский за свою внушительную карьеру. Я теперь одна из самых богатых вдовушек, и ты можешь пользоваться этим… Почему ты не можешь остановиться?
— Разве могут меня устроить деньги? — изумился он. — Всего лишь чужие деньги?!
— Во всяком случае их количество меня устраивает…
Андрей уже хотел возмутиться и прочесть ей лекцию о том, насколько высоко лежит планка его жизненных устремлений, но негромкий телефонный звонок охладил его пыл.
Елена подошла к аппарату и сняла трубку.
Она послушала говорившего, потом зажала рукой микрофон и взглянула на Андрея:
— Твой неотразимый Марьян.
Андрей вырвал трубку у нее из руки.
— Слушаю…
— А еще хочу прояснить кое-что… — насмешливо произнес Марьян, и от этой насмешки Андрею стало очень нехорошо.
— Это я хочу кое-что прояснить! Как ты посмел использовать Шурку?! Сволочь, как ты посмел?! Ты обещал никогда этого не делать!
— Ты тоже мне кое-что обещал, не так ли? Это было давно и неправда. Зачем ты, Андрюша, решил спрятать от меня Родиона Березина?
— Я никого от тебя не прячу.
— Ох, Вербин, Вербин, отчаянный ты человек… — вздохнул Марьян. Вот врешь и наверняка даже не краснеешь.
— Что тебе от меня надо?
— Мне не дает покоя наш последний разговор. Я не могу сразу все отрезать, это слишком много для меня значит… Даже если я всего лишь один из твоих инструментов… Почему ты так поступил со мной?
— Обратись к психоаналитику, Марьян. Они любят копаться в чужом дерьме, а у меня других проблем хватает.
Марьян надолго замолчал.
— У тебя все? — холодно уточнил Андрей.
— Ты пожалеешь об этом… — тихо сказал Марьян.
— Ты это уже говорил.
— Я знаю все помойки, на которых пасется твой щенок… — засмеялся Марьян.
— Только посмей его тронуть! — Андрей едва не выронил трубку.
Марьян помолчал несколько секунд.
— Послушай, — голос его вдруг задрожал. — Вижу, я напугал тебя… Не бойся, конечно же я не трону твоего мальчишку. Ты заслужил это, но вряд ли я смогу заставить себя…
— Что ж, я это оценил, — нервно усмехнулся Андрей. — Надеюсь, ты и дальше будешь умницей, Марьяшенька.
— Э, нет… Умницей я больше не буду, это дорого мне встает. И разговор наш еще не закончен. Так что до встречи, Андрей. Передавай привет своей красотке. Ты ведь так любишь разнообразие! Думаю, она охотно займет мое место в твоей постели…
Андрей бессильно опустил руки.
Елена подошла, вынула трубку из его руки и вернула ее на аппарат:
— Не нужно было тебе ссориться с Марьяном.
— Почему? — машинально уточнил Андрей, с трудом освобождаясь от навязчивого предчувствия неминуемой близкой опасности.
— Андрюша, это очень неразумно: плевать на старых друзей, не заручившись поддержкой новых. Ты всегда спешишь, летишь без оглядки, и когда-нибудь это погубит тебя, Вербин…
Он схватил прядку ее волос и резко намотал на кулак. Она жалобно вскрикнула, запрокидывая голову, в глазах ее показались слезы.
— Вот что, девочка! — жестко сказал он. — Время для упреков кончилось. Мне нужно снова зарабатывать очки с нуля. И упаси тебя Бог вякать мне под руку…
Она только сжала губы и злобно прищурилась.
Глава 21. Чем пахнет подушка Кошарского?…
В маленькой спальне мерно тикали внушительные стенные часы. Они отмеряли каждую четверть часа. Егор то ходил по комнате из угла в угол, то присаживался на кровать, застеленную жаккардовым покрывалом в мелкий цветочек. Он считал удары и торопил время.
