Я дернул вожжи и свернул за поворот. На дороге было свободно - многие разъехались по своим делам и проспект наконец мог облегченно вздохнуть. По пути к выезду я разминулся лишь с двумя каретами и тремя повозками. На одной из которых сидел странного вида мужик, слишком пристально смотрящий по сторонам. Наверное, я не ошибусь, если скажу, что тот бугорок, в который так удачно сложилась его рубашка в районе солнечного сплетения, на самом деле складка от знакомого мне медальона.
У самого выхода я вновь был вынужден пройти досмотр.
- Смотрю, ты не только черепицу купил, - сказал стражник, откидывая покрывала.
- Так это... бишь то бишь...
- Ой, - отмахнулся тот, задергивая полотна обратно. - Проезжай уже. Всю плешь мне проешь, мямля.
- Так ведь это, ну... э-э-эт-о-о-о...
- Езжай говорю!
Кивнув стражнику, я покинул город-крепости. Служивый был прав, я не только закупился, но и узнал все последние новости, какие не услышал бы на хуторе.
Солнце уже стояло в зените, но я вовсе не изнывал от жары, как многие путники, встретившиеся мне по дороге к хутору. После путешествия по Великим Пескам и полугода жизни на Териале, Имперское солнце казалось мне жалким намеком на настоящее зенитное светило. Вот, помню, однажды на арене был такой горячий песок, что прожигал подметки и оставлял на ступнях ожоги. В те, летние деньки, в Долине Летающих островов, если оставить маленькую, но широкую миску, на солнце, то уже спустя пол часа вы не сможете дотронуться до воды и пальцем, до того она была горячей. Здесь же, конечно, такого не было.
Жуя очередную травинку, я спокойно ехал по разбитой дороге стараясь не дать Коню сломать ноги в колдобинах. За всю жизнь на Ангадоре я слышал много рассказов о том, как путешественникам, наемникам и солдатам приходилось добивать верного, четвероного друга, которому не повезло подломиться. Зачастую это были довольно жуткие и несколько грустные истории, поэтому я был рад что не имел подобного опыта. Ну и как вы понимаете, не стремился его приобретать, поэтому ехали мы довольно медленно.
Насвистывая себе под нос нехитрую наемническую песенку, не отличающейся особым слогом или смысл, я доехал до поворота на холм. Конь поднимался тяжело, ступая степенно и осторожно. Говорят, лошади довольно глупые создания, но моя была умна как тысяча демонов. Животинка никогда не тянула телега, если она была перегружена, не позволяла себя загонять вскачь, да и вообще была довольно своенравной. Откуда она такая взялась, для меня всегда было большим секретом.
Наконец по левую руку показалось поле, на котором отдыхали мужики. Когда солнце поднимается в зенит, то в поле прекращают работы. Никто ж не хочет свалиться от теплового удара. В этот свободный от трудов час, обычно пели песни, травили байки, или подкреплялись молоком и сухими булочками. Еще иногда флиртовали с девками, приносящими молоко или колодезную воду. Вообще этот флирт, стоя обопрясь на косу, всегда казался мне немного смешным, но в то же время каким-то потусторонне волшебным. Он был не похож на то, как мы флиртовали в Академии. И уж точно не схож с тем, как во время войны, некоторые храбрецы покидали лагерь, дабы найти приключения в ближайших поселках и деревнях.
- Дядя Тим, дядя Тим! - заричали рядом.
Я вздрогнул и улыбнулся, забывая про свои немного сентиментальные размышления. Вокруг столпились хуторские дети. Им было от шести, до девяти. Совсем маленькие, им даже кроме подсобных работ "принеси-подай" и делать ничего не надо. Знают себе, бегают по окрестностям и в игры играют. И мне, увы, не посчастливилось стать для них любимой игрой.
- Чего тебе Керри? - строго спросил я у конопатой девочки.
На хуторе я всегда держал лицо кирпичом, и по большей части был немногословен и угрюм. Как вы могли понять - это добавляло если не уважения, то признания. Народ полагал что я нелюдимый, но весьма добрый человек. Так что хуторяне не опасались, если дети игрались со мной, но и не считали меня каким-то лентяем или размазней.
- А покажи фокус, дядя Тим, - беззастенчиво улыбнулась дочка пастуха.
Она была самой смелой в компании из семи детишек и часто выступала у них заводилой. Вообще эти сорванцы уже стали легендой в окрестных селах, деревнях и хуторах. Их порой даже называли демонятами, с чем я был не согласен. Поверьте мне, демоны намного уродливее, и куда более безобидны.
- Не покажу, - буркнул я, сохраняя строгую мину. В душе же я боролся с подступающим смехом.
- Ну покажииии, - заканючила рыжая непоседа.
- Не покажу, - снова буркнул я.
- А если я тебя поцелую.
Я аж поперхнулся и натянул вожжи, отчего Конь чуть не встал на дыбы.
- Это что за предложения такие?! - возмутился я, глядя на смеющуюся детвору и отважную Керри, упершую руки в бока. - А ну как батьке твоему доложу, что ты взрослых мужиков совращаешь?
- А вот и не доложишь, - смеялась девочка.
- Это еще почему?
- Потому что Мия сказала, что ты добрый, - уверенно кивнула рыжая, словно это был какой-то вердикт. - А еще она сказала, что если тебе предложить поцелуй, то ты все сделаешь. Даже дракона победишь, правда в дракона мы не поверили.
Только невероятная сила воли не позволила мне хлопнуть себя по лицу и не помчаться по дорогам ветра, чтобы отомстить этой смуглокожей приколистке. Хотя, я еще отыграюсь за этот раунд...
- Да демон с вами, - махнул я рукой. - Не отстанете же. Ну, что же мне вам показать...
Я сделал вид что задумался, а потом начал пристально вглядываться в лица детей. Многие из них сразу стушевались и стали прятаться за спины друзей, и только Керри, сделав шаг назад, сохраняла свою горделивую осанку. Не повезет тому парню, который лет через семь - восемь лет её в жены возьмет. Он же из под каблука вообще не выберется! Это, конечно, в том случае если Керри не уйдет с наемниками или путешественниками. Девочка тщательно это от всех скрывает, но я-то знаю, что вечерами они убегает в лес, где сражается с деревьями, лихо орудуя деревянным мечом. Может у Ахефи даже появится достойная соперница в битве за место в балладах бардов и тенесов.
- Дайте мне камень.
Я протянул руку, и тут же в неё вложили какой-то булыжник. Хмыкнув, я снял с головы шляпу, а потом сделал вид что что-то шепчу в неё. Следом, с выражением медитирующего монаха, я провел шляпой над камнем, и из неё, под восторженные ахи вздохи, на камень пролился маленький дождик.
Вернув абсолютно сухой головной убор на положенное ему место, я заточил камень в сложенные колодцем ладони, а потом поднес ко рту, вновь делая вид что я что-то шепчу. Когда я протягивал его обратно, дети были готовы донести меня до деревни на руках. По всей поверхности камня проросли маленькие бутончики, а трещины сплелись в хитроумный, но красивый узор.
