class="code">[так во времена Артура называлась обширная область на северо-западе нынешней Франции —
прим. перев.] потомки людей, живших здесь еще до колонизации Британией. Между собой они говорили на своеобразном диалекте латыни, который для меня казался совершенно непонятным. Сам лорд Хоэль и люди его отряда, а также большинство торговцев и трактирщиков в городе были британцами в пределах одного или двух поколений. Хоэль рассказывал мне, что в двенадцатилетнем возрасте покинул Кавел в Гейд-Гите на юге Великобритании. Он вообще много времени проводил за разговорами с нами. Поблизости неизменно присутствовали люди из его отряда. Так он ненавязчиво давал нам понять, что мы находимся под наблюдением. Ко мне он относился с неизменной вежливостью, но довольно скоро я поняла, что в городе меня рассматривают как военный трофей Бедивера, ну, например, как прекрасную лошадь, добытую в набеге. Горожане подшучивали над Артуром, а некоторые воины открыто смеялись даже в моем присутствии. Ни возразить, ни противопоставить им мне было нечего. В чужом городе, на чужой земле я оказалась беспомощна, и толку от меня не было никакого. Я привыкла к ответственности и власти, а стала вещью Бедивера, военным трофеем. Конечно, Бедиверу это нравилось не больше, чем мне, и ради него я старалась терпеть. Я убеждала себя, что в Британии было бы не лучше; скорее, с Мену все сложилось бы намного хуже. Но, так или иначе, Хоэля и его город я возненавидела, и даже обрадовалась, когда пришло время отправляться ко двору Максена.
От Бреста мы поехали на северо-восток: Бедивер, четверо его воинов, я и десять всадников Хоэля. Мы прошли вдоль берегов реки Элорн к холмам, пересекли реку в Лландемохе и повернули на юг, к столице Максена Кар-Аэс. Все бретонцы говорят «кар» вместо «каэр»: звучит странно, зато на свой лад, отличный от британского. Акцент Бедивера смягчился за годы, проведенные в Британии, акцент Хоэля и его людей также казался мне более мягким, но когда мы оказались во внутренней области страны, речь сделалась почти непонятной. Помимо самой Британии к Империи относятся несколько других земель и других народов. Первые британские колонии появились здесь уже ближе к концу Римской Империи, и сначала возникали они именно во внутренних районах страны, прежде занятых обширными лесами. Коренные жители отсюда ушли, или их истребили. Побережье стало британской колонией позже: провинция Хоэль, Думнония, и соседние земли Трегора образовались сравнительно недавно. Церн, центральный регион, где самовластно правил Максен, был самой старой и странной частью страны. Семья Бедивера — это был не совсем клан; для бретонцев разделение на кланы не так важно, как для британцев, — жила дальше на востоке, недалеко от города Гвенед в провинции Бререк. Здесь Максен не имел столь же безраздельной власти, так как восточные части Малой Британии частично подчинялись саксонскому племени франков. И все же авторитет Максена чувствовался повсюду. Он утверждал, что произошел от первого правителя Малой Британии, самого Конана Мериадока, и мог требовать повиновения от кого угодно. В последнюю неделю июля мы, наконец, прибыли к его двору.
Хоэль, конечно же, известил повелителя о нашем прибытии, а король к тому времени успел получить письмо от Артура об изгнании Бедивера. Максен сам спустился к воротам Кар-Аэса, чтобы поприветствовать нас — как Хоэль и большинство бретонской знати, он поселился в римском городе, а не на холме. Король отнесся к нам с преувеличенной вежливостью, мы подобного не заслуживали. Он проехал с нами через весь город к своему дому, показывая нам достопримечательности. Правитель был на несколько лет старше Артура, худощавый, с лицом, на котором, казалось, навсегда, застыло выражение безысходной горечи. На лице выделялся большой рот с толстыми влажными губами и сильными белыми зубами, то и дело поблескивавшими сквозь густую черную бороду. Иногда он закусывал верхнюю губу и смотрел на кого-то холодными черными глазами, и я вскоре научилась угадывать в этом признак опасности. Но он прилагал немало усилий, чтобы казаться предельно вежливым.
Дома в центре города поддерживались в прекрасном состоянии. В своем доме король провел нас в очень красивые комнаты, гораздо лучше, чем у Хоэля, но меня он определил в покои Бедивера, и слуги не обратили внимания на мои протесты. Хотя комната была хороша: в римском стиле с плиточным полом, тяжелыми багровыми портьерами и толстыми коврами. Единственной мебелью в комнате оказалась кровать, зато очень большая. Конечно, я предпочла бы простую британскую комнату, чистую и побеленную, с письменным столом и книжным шкафом. А эта малиновая роскошь действовала на меня угнетающе.
Пока я спорила со служанками, Бедивер стоял у стены и смотрел на меня. Понятно, что он хотел бы остаться со мной, но просить об этом не стал. В одиночестве он чувствовал себя несчастным. Как и я. Но я категорически не хотела превращаться в инструмент, который можно использовать против Артура. Служанки угрюмо выслушали меня и ушли. А что я могла сделать? Власти у меня не было.
Вскоре явился еще один слуга и пригласил Бедивера на срочный разговор с королем Максеном. Он поглядел на меня, вздохнул и ушел. Я села на кровать, а служанки начали демонстрировать мне вещи, которые Максен распорядился доставить в нашу комнату. Передо мной разворачивали шелка, открывали шкатулки с драгоценностями и, похоже, ждали, что я начну повизгивать от восторга при виде таких сокровищ. А вот платье из пурпурного шелка, предназначенное для пира, действительно заслуживало всяческих похвал. Служанки сказали, что это «подарок короля». Я не хотела прикасаться к нему, хотя мое зеленое дорожное платье после всех наших приключений для пира решительно не годилось. Я бы вообще предпочла не посещать пир, чтобы не выставлять на люди позор моего мужа и не давать Максену возможности позлорадствовать над бедой Артура.
Бедивер вернулся после беседы с королем мрачным и измученным. Тяжело сел на кровать. Заметил роскошное платье в изголовье и вопросительно посмотрел на меня. Я пылко объяснила свои опасения.
— Да, — нахмурившись, проговорил он. — Конечно, король хочет показать тебя. Он вообще хочет использовать нас.
Мой бесполезный гнев улетучился. Положение было и без того хуже некуда, и лишние эмоции не помогут. Я подошла и села рядом с кроватью, у ног Бедивера.
— О чем вы говорили? — тихо спросила я.
Бедивер пожал плечами, потер лицо.
— Во-первых, он захотел узнать подробности наших приговоров и подробности стычки на дороге. Он о ней уже слышал. Я не хотел говорить об этом, но он веско заметил, что если мне
