Веша тем временем сосредоточилась предельно, уговаривая источник собственный на волю не рваться. Снова с Базаном за руки взялись. Горячая его ладонь уж вся скользкая была, противная, словно и взаправду лягуху держишь. Потянула первую кроху силы, отделяя от резерва, ощущая, как та по венам из груди к ладоням потянулась, чтобы освободиться и в алчущие лапищи перетечь. Глазищи болотника все шире раскрывались, вот-вот из орбит выскочат, в нетерпении даже дыхание задержал. А как первый глоток получил, глаза закатил, рот раскрывая и вываливая наружу мясистый язык. Веська тем временем за вторым потянулась, но тут нелюдь ее к себе ближе дернул, в глаза заглядывая. И почуяла девица, как от нелюдя к ней незримые путы потянулись, прямо под кожу проникая, в самую девичью суть. Дернулась, хотела руку из хватки выдрать, но тот сильнее сжал и просипел:
— Три глотка… — а сам к источнику ее подбирается.
Веська запаниковала сперва, видя, как довольно растягиваются в улыбке пухлые губы, как маслянисто блестят глаза, да только сумела с собой совладать. Зубы сжала да толкнула изнутри, выдворяя чужака.
— Сказала же, сама выдам, — прорычала озлобленно, а после двумя острыми стремительными рывками в него силу влила. Болотник взвизгнул руку отбрасывая, а у самого на ладони ожог проступал.
— Гадкая девка! — заверещал истерично.
— Три глотка силы обещала, три и дала! А как выдам — мы не обговаривали. Осторожничать я не обещала. И не виновата, что ты принять не можешь толково, — фырчала, а сама про себя надеялась, что болотник сейчас же свору свою на них не стравит.
— Держи слово, Базан, — а Лесьяр снова шипел, да нечисть, что на нем точно гроздьями повисла, удерживая, стряхнуть пытался. Но силу покамест не применял боле…
— Идите уже отседова! — сморщился болотник, руку баюкая.
— И защиту поставим, — дожала Весенья.
— Да ставьте уже! — отбрехался и на мавок переключился, — сладкая сила, чистая, — причмокивая стал им рассказывать, — как через тебя проходит, прямо волной по телу укладывается.
Он рассказывал, а Весенье тошно становилось. Развернулась, не желая здесь находиться боле, да по ступенькам вниз сбежала. Лесьяра уже тоже освободили, и вместе они поспешили долой из этого места.
— О чем ты только думала?! — прошипел магик, едва они прошли завесу и снова в Нави оказались. Весь путь до того он был мрачно молчалив.
— О том, как нам выбраться оттудова поскорее! И ничего страшного не случилось! — Вешка вовсе не стушевалась, понимала, что такого разговора не миновать.
— Ты хоть понимаешь, какому риску себя подвергла? Да он мог в твой источник влезть и всю тебя выпить! Не только магию, но и жизнь саму! Сделалась бы болотницей у него на услужении. В топь захотела?
— Не выпил же!
Друг на друга вытаращились, едва не нос к носу притиснувшись, а у обоих глаза праведным гневом пышут.
— И вообще! Я спрашивала, в чем подвох! А ты отмахнулся только!
— Глупая девка!
— Сам дурак!
— Как же ты меня бесишь! — прорычал, а сам тотчас ее за лицо ухватил ладонями, да губами к губам прижался. Весенья сперва обомлела, от сметаемой с ног страсти в том поцелуе ощущавшейся, от трепета, с коим он ее лицо удерживал, да только разговор магика с вороном живо вспомнился. В плечи мужские уперлась, отталкивая наглеца.
— Сам ты бесишь! — выкрикнула в самое его лицо, едва тот ото рта ее оторвался. — И я тебе себя лобзать не дозволяла!
— В своё время нравилось, — изумлённо просипел магик.
— А ныне — нет! — и сама по тропке в обратную сторону устремилась. Лесьяр вслед, да глазеет еще подозрительно. Минувшие разы плавилась в его руках, податливая, точно нагретый воск, а сейчас что случилось..?
— Весенья… — позвал ее, да только та и не обернулась, даже чтоб зыркнуть озлобленно, как прежде бывало.
Так и шли б по тропке в бледном свете фонарей волшбой сотворенных, коли бы не зашуршало в траве рядышком. Магик тут уж без церемоний девицу ухватил, к себе притягивая, да в свободной руке уж и нити силы наготове придерживал.
— Что там? — зашептала Веша, во мрак ночной всматриваясь.
— Магией фонит, — глухо отозвался Лесьяр, — а ну, кто там? Покажись на свет!
Трава снова ходуном пошла, да тут выкатилось на тропку…
— ГЛАВА! — Веська заверещала, едва магику на шею не полезла, завидев, как перед ними, дурными глазами хлопая, круглая башка из травы явилась. Вся в зелени, да земле перемазанная, там и здесь впившиеся соломины торчали. Путь ее, видать не легок был.
А башка-то лыбится, зубами сверкая. Веся от сей картины едва в обморок не хлопнулась. Нет, уж всякого повидать успела — и черти, и бесы, и иная нечисть, но чтоб голова отрубленная болтала, да в ухмылках губы тянула? Это уж где-то за гранью значилось!
Не сдержавшись, Вешка подобралась вся, а после, сделав несколько поспешных шагов, со всей силы ногой зафинтилила по непонятной штуковине. Полетело хорошо, со свистом. Странно только, что орало притом, да такими словами бранными, что, вероятно, в ту ночь все болото много нового узнало.
— Весенья, — магик дланью по лицу провел обреченно, — зачем ногой-то сразу?
Даже лягухи притихли, и ветер стих от той картины и сопровождавшей ее похабщины.
— Хозяин! — заорало басом с той стороны, куда башка улетела, — что за баб дурных ты вечно с собой таскаешь? Я в кусту застрял!
Веся рот ладошкой зажала, осознавая уже, что выкатившее на дорожку нечто было кем-то разумным, а не просто отрубленной головешкой.
Магик вздохнул тяжело, бормоча что-то из серии «как вы все мне дороги», и, раздвинув заросли осоки, с тропы сошел.
— Здесь обожди, — велел девице, отправляя к ней пару светляков. Веська и не собиралась с тропки уходить, не хотелось в трясину угодить. — Ты хоть голос подай, каравай.
— От каравая слышу! — пророкотало в ответ.
Не прошло и с полминуты, как страшный треск раздался, брань очередная, басистым голосом произносимая, а после воротилилсь уж вместе, и Лесьяр, и катившийся по земле… незнакомец.
— Прости, пожалуйста, — залепетала Весенья, — не со зла я, напугалась.
— Напугалась она… — ворчал недовольный.
— Колоб… — вздохнул Лесьяр, отряхиваясь, — ты что ночью в лесу делаешь?
Веша непонятливо на магика воззрилась. Они знакомы?
— Да вот как сказать, — а на лице круглом этакое натянутое выражение неловкости, — проблемы у меня случились, ха-ха, — и смех-то натужно прозвучал. О том, что Веша его в кусты зашвырнула пинком, уж и говорить не стал боле.
Весенья тем временем пригляделась и немного подуспокоилась. Поняла теперь, что вовсе не голова перед ними человечья, а нечто круглое, да с лицом. Щеки, испещренные тонкими бороздками, напоминали корочку румяного пирога.
— Это что? — все же шепнула на ухо магику, да только на нервах слишком уж громко-то прозвучало в ночной тиши.
— Не «что», а «кто», барышня! — возмутилось румяное нечто, — Я Колоб! И это, чтоб ты знала, звучит гордо!
— Что опять натворил? — Лесьяр головой покачал.
— Да проигрался я… в берлоге собирались. Косой, Потапыч, Волче и Лиска. Всех обставил, а с рыжей не совладал.
— И на что играли?
— Так ясно на что — на годы.
Веша вовсе уже потеряла нить разговора. Только взгляд заторможенный переводила с одного на другое.
— И? — кажется, магику уж надоедало вытягивать из Колоба каждое слово.
— Что «И»? Не осталось у меня лет уже! На той неделе проиграл последние, десяток месяцев осталось. Все хорошо шло, уже полтинник наиграл, так рыжая во все тяжкие пустилась, все на кон поставила! Я то уверен был, что карта нужна пойдет, а она… — и вздохнул горестно.
— Отыгрался бы, как в прошлый раз.
— Не дали. А я ставку не отдал, сквозь пол провалился, да так и сбег. Слушай, подсоби, а?
— Да что происходит, Лесьяр? — Веся снова магика за рукав потянула.
— Этот кусок заколдованной булки…
— Я бы попросил!
— Проси… так вот, этот кусок заколдованной булки очень любит азартные игры. А нечисть, знамо дело, на деньги редко играет. В основном годы жизни на кон ставят. Свои, али чужие, тут уж что есть. И он проигрался, — и тут уж к самому Колобу обращаясь, — надо думать, прежде чем с оборотнями за стол садиться. В берлоге тем более.
