В Ореховом кабинете он нашел хозяина: тот едва поздоровался. Комната была погружена в сумрак. Солнце склонялось к горизонту, но Роман не торопился зажигать свет, сидел у большого окна и уныло смотрел вниз.
- Я надеюсь... надеюсь, что все это прекратится наконец, - устало сказал мужчина. - Уж кто-то из них разберется. Я столько людей позвал.
Ворон ободряюще кивнул:
- Я лично просил Якова прислать сюда самых лучших. Я говорил ему, что здесь сложное дело... Те, кого он посоветовал, по его словам, только такой работой и занимаются.
- Да-да, - раздраженно прервал его собеседник. - Приехали днем какие-то. Но... сомневаюсь я, что их вообще можно куда-то пускать.
Господин Сварна скорбно нахмурился. Ворон подошел ближе, взглянул в окно.
Из него открывался уютный вид на уголок сада и небольшую поляну, где располагалась детская площадка для игр: деревянные двойные качели, песочница, небольшой турник. Некогда на ней играл маленький Роман, а потом и его два отпрыска, но уже несколько лет она была заброшена и сильно заросла.
На рассохшихся, нещадно скрипящих качелях сидели двое и сосредоточенно качались.
Видимо, на спор - кто сильнее. Маленькая темноволосая девушка побеждала: ее качели, деревянная плашка на цепях, взлетала почти горизонтально земле. А вот соперник постоянно задевал длинными ногами землю и тормозил.
- Они долго торчали на кухне, - пожаловался хозяин. - Ходили в подвал, потом спрашивали о чердаке. Этот белобрысый везде курит, а девчонка постоянно съезжает по перилам вниз, будто сложно лестницей пользоваться. Брали лопату, чтобы копать в огороде... Ты бы видел, в каком виде они пришли на встречу. Они точно от Якова? Ты проверял?
- У них... свои методы, - сказал Ворон, с трудом подавляя невольные воспоминания о разбитых окнах и развороченных железных решетках флигеля. - Разумеется, они от Якова. Я лично присутствовал при инструктаже.
Девчонка сделала полный оборот вокруг планки и довольно засмеялась. Они еще немного покачались, уже спокойнее, а потом одновременно спрыгнули и полезли куда-то через ограду, деловито и спокойно, словно не первый раз. Ворон не нашелся, как это прокомментировать. Отвернулся от окна, сделав вид, что ничего не заметил.
***
Сначала они покорили сердце кухарки, слопав все вчерашние остатки супа, жаркого и пудинга. Прежде кухарка ежедневно отдавала их псу, игнорируя строгий указ хозяина не кормить Жергана ничем, кроме одобренного ветеринаром корма. Кухарка рассуждала так: если "бедная псина" все время забегает на кухню и просит есть, значит, ее надо кормить. Но после того, как Жерган пропал, остатки от трапез, к ее вящему огорчению, неизменно отправлялись в помойное ведро.
Эти же двое съели все. С приличной скоростью, похвалами и благодарностью. Прасковья Ивановна, женщина сухая и строгая, растаяла, едва только увидела их сытые улыбки. Давно уже ее стряпню с таким удовольствием не ели.
Жерган не в счет, пес все-таки.
- Ишь, тощие оба, - сказала она, энергично помешивая соус. Белое варево мерно булькало и, стоило ей отвернуться, выплескивалось, стекая тонкими струйками по краю ковшика. - В городе-то вашем, поди, нормальной-то еды нет? Одни бутерброды и пиццы ваши поганые.
- Я почти научилась омлет делать, - похвасталась Энца. - И оладьи. Не всегда получается. Поэтому мы едим в кафе.
- И что ж это такое, - забормотала кухарка, споро заливая обжаренные грибы соусом. - Ну и молодежь пошла. Что это, мамка-то тебя не научила?
- Не, - грустно отозвалась Энца. - Она и сама не очень умеет и не любит, когда под рукой кто-то стоит.
- Не повезло тебе, парень, - покачала головой Прасковья Ивановна и метко зашвырнула форму с грибами в духовку.
- Да ничего, я привык, - благодушно отмахнулся Джек.
- У вас хорошо, - заметила Энца. - Все так аккуратно. Этот полтергейст тут не бывал ни разу, да?
- Какое там, - расстроенно сказала Прасковья Ивановна. Она присела к столу и подперла голову рукой. - У нас все и началось. Той осенью, каждый день грохотало и грохотало. Потом прекратилось, перешло на основное здание, в мае снова две ночи подряд кверху дном было перевернуто. Пярве ругался сначала, думал, это я посуду наколотила, а потом у нас у обоих опять все началось, прямо на глазах. Ух, я ему высказала, все что думаю. Ишь, на меня...
- Пярве? - переспросила Энца, мысленно перебирая список слуг.
Кухарка вдруг сникла и вздохнула.
- Пусть земля ему будет пухом, - сказала она. - Или как там полагается говорить. Дворецкий это наш прежний, в начале июня помер. Господин Алекс очень уж убивался по нему. Какой год выдался... тяжелый. И мне рук не хватает, моя помощница тем месяцем пропала. А праздники один за другим, один за другим. Я уж едва убедила этого индюка Мунце, что часть угощений заказывать надо, сами не потянем в срок сделать.
- Пропала? - удивилась Энца.
- Ну да. Уехала, не предупредив, не объяснив ничего. Прислала телеграмму - мол, дома я, больше не вернусь. Расчет попросила. А вроде такая была, приличная, ответственная... Тьфу. Разве ж так дела-то делаются? Не по-людски.
Углубившись в темные мысли, Прасковья Ивановна повздыхала, а потом поднялась и вернулась к своим делам. Джек и Энца поблагодарили ее еще раз и вышли.
За дверью Энца тут же схватилась за ручку с блокнотом и быстро записала все, что услышала.
- Пярве, - сказала Энца. - Непривычное имя, да еще без фамилии. Надо проверить, вдруг из наших. И девушку эту. Почему сбежала?
- А удачно получилось, - не слушая, сказал Джек. - Зашли пожрать, и еще информацией разжились.
Следующей их "жертвой" оказался Алекс Сварна - отец хозяина поместья. Впрочем, он был легкой добычей: старик, по сию пору не утративший жизнерадостного нрава и чувства юмора, обожал молодежь и был по-детски заворожен магией, как и многие другие обыватели, близко с ней не знакомые.
Спускаясь со второго этажа, где они устанавливали артефакты (не забыв покрутиться в запрещенной зоне бального зала, где вовсю шла подготовка к приему), Энца съехала по перилам. Лихо спрыгнула внизу и приземлилась прямо у ног старика, сидевшего на кресле-каталке. Его скрывала густая тень лестницы, и Энца не заметила его сверху. Сильно смутилась, и поток извинений прервал только степенно шедший следом Джек.
Старик весело рассмеялся, а потом, познакомившись с ними, вызвался быть экскурсоводом.
- Мунце - хороший парень, - сказал он, - но мало что тут знает, работает всего ничего.
"Всего ничего" - это лет пять, как уже знала Энца, но видимо в глазах восьмидесятидевятилетнего Алекса Сварны, они казались пустяком.
