Атака Темного Коня в северных горах послужила сигналом, по которому подкрепление Тезерени узнало, когда следует нападать им самим. Баракас не говорил об этом, но было ясно, что, хотя он и смог использовать волшебного скакуна в сражении — а это могло спасти какое-то количество его воинов, — он не вполне был уверен в своей власти над ним. Уже это приободрило волшебницу: если существовала какая-то неуверенность, то ее можно было обратить себе на пользу.
Но каким образом? Ей приходилось быть осторожной. Баракас был во многом непредсказуем. Значительная часть из того, что он делал, — как он сам признавал — преследовала цель произвести впечатление, а не просто достичь успеха. Если его собственный план означал потерю еще нескольких жизней, но одновременно заставлял его противников тратить усилия впустую, повелитель Тезерени был готов пожертвовать этими несколькими жизнями.
И по какой-то ужасной, необъяснимой причине на это были согласны и его люди — те самые, которыми он был готов пожертвовать.
Находившаяся справа от нее стражница, которая должна была присматривать за ней этим вечером, встала навытяжку. Шариссе даже не надо было оборачиваться, чтобы узнать причину. Баракас вызвал бы се к себе, а не подошел сам, чтобы поговорить с нею. Риган уже повидался с ней — очевидно, для жалкой попытки возобновить свои ухаживания и добиться ее руки; как будто для этого Тезерени нуждались в ее одобрении. Из прочих Тезерени ею интересовался только один.
— Есть ли какая-то особая причина, по которой ты хотел меня видеть, Лохиван?
Тот хихикнул и хриплым голосом ответил:
— С тобой мне всегда так интересно, Шарисса.
Она и не взглянула на него, предпочитая рассматривать зловещие темные пещеры, расположенные выше. Они выглядели скорее как просто темные пятна на более светлом фоне — но этого было достаточно. Она была согласна на что угодно, лишь бы Лохиван не торчал у нее перед глазами.
— Тебе что-то нужно?
— Только несколько секунд твоего времени. — Теперь Лохиван оказался прямо у нее за спиной. Почему-то его присутствие казалось ей даже более неприятным, чем обычно. Причина была не просто в его предательстве, но в некоей перемене, происходившей с ним самим. — Во-первых, твой эльф чувствует себя хорошо. Я не видел никаких причин вынуждать его сегодня отвечать на какие-то вопросы. Благодаря тебе он делал это очень охотно.
— Я рада… за него… но мне хотелось бы, чтобы ты перестал называть его моим эльфом.
Лохиван обошел ее и остановился позади нее. Она слышала его дыхание у правого плеча — медленный, хриплый звук, который заставил се подумать, а не страдает ли он от высоты. Даже если не говорить о горах, вся страна располагалась много выше уровня моря. Один-два Тезерени уже ощутили признаки высокогорной болезни. Однако в общем это не представляло проблемы; большинство членов клана дракона привыкло к высоте благодаря бесчисленным полетам на дрейках.
— Он — действительно твой эльф. Я это вижу и знаю, что Риган тоже это видит. По правде говоря, он хотел поговорить с эльфом какое-то время назад. А с тобой он, случайно, не разговаривал?
— Риган был здесь.
— И, судя по твоему тону, снова был отвергнут. Веди себя поосторожнее, Шарисса. Сейчас каждый день жизни твоего друга — просто подарок ему. Мой брат мог бы рискнуть вызвать отцовский гнев, если при этом избавится от соперника… даже если у этого соперника нет никакой надежды.
Она не знала, какая часть его речи обеспокоила ее больше: угроза жизни Фонона или то, что Лохиван видел, насколько близкими сделались двое пленников. Возможно, у него был даже личный интерес. Он говорил не как случайный свидетель, а, скорее, как человек, рассчитывающий что-то выиграть в этом деле — и не просто потому, что Риган был его братом. Шарисса припомнила слова, сказанные им ранее.
— А ты тоже согласился бы рискнуть навлечь на себя гнев отца? Есть у Фонона причина бояться тебя?
Его рука ненадолго коснулась руки Шариссы, вызвав у нее дрожь. Стражница, конечно, предпочтет ничего не заметить — иначе Лохиван никогда не посмел бы коснуться той, кого его отец выбрал в жены наследнику.
— Я — его… ваша… единственная надежда.
— Что ты хочешь этим сказать?
Его дыхание делалось более резким и хриплым.
— С-с-с… с-с-становится поз-з-здно. С-с-спокойной ноч-ч-чи, Шарис-с-са.
— Лохиван? — Шарисса обернулась, но он уже направлялся прочь.
Мысль о том, что он покинул ее потому, что уже произнес этот намек, исчезла, когда волшебница увидела, как он ухватился за грудь. Его дыхание сделалось даже тяжелее, чем несколькими секундами раньше. Шарисса сделала шаг к нему, желая помочь сыну повелителя Тезерени — невзирая на собственные чувства.
Охранница преградила ей путь.
— Господин Лохиван желает сохранить тайну, госпожа моя.
— Ему плохо!
— Небольшая лихорадка, госпожа моя Шарисса. — Охранница смотрела как бы сквозь молодую волшебницу.
— Он тебе это сказал? Я не припоминаю, чтобы у него была для этого возможность.
— Нет, госпожа моя. Я делаю собственные выводы. Последнее время я уже видела подобные случаи. Кроме того, если бы господин Лохиван нуждался в помощи, он попросил бы о ней. — Голос стражницы был как неживой — господа вышколили ее хорошо. Если они решили не говорить о своих болезнях, то она поддержит их решение до конца. Лохиван уже исчез в темноте. Шарисса вздохнула — еще один пример упрямства и несдержанности членов клана. Даже если ей придется прожить среди них до конца ее дней — жуткая мысль! — она никогда не поймет их.
— Становится поздно, госпожа моя. Вам нужно отдохнуть перед завтрашним днем, — многозначительно заметила стражница.
Шарисса кивнула, зная, что сон не скоро придет вблизи Киван Грат. Бросив последний взгляд на колоссальную гору, которая и манила и отвращала ее, Шарисса позволила стражнице проводить ее обратно к лагерю.
Поднимался ветер. Для ее ушей он начал звучать как заунывный вопль — возможно, плач по тем глупцам, которые поверили, что им небольшой ценой удастся овладеть секретами горы.
Пришло утро — и слишком быстро, и недостаточно быстро. Дневной свет уменьшил испытываемую Шариссой тревогу; хотя ночь она, как и ожидала, провела беспокойно. Судя по виду Тезерени, которые поднялись раньше нее, неважно спала не только она. Настроение у людей было скверным. Многие из Тезерени чесали себе горло, грудь, руки и ноги: сыпь распространялась безудержно. Волшебница была рада, что при се близком общении с членами клана она не заразилась этой же болезнью. Как долго, однако, продлится это везение?
Ее очередная охранница, незнакомая ей, принесла Шариссе поесть. Эту пищу сочли бы простой даже сами Тезерени. Но этим утром члены экспедиции меньше всего интересовались едой; большинству Тезерени явно не терпелось проникнуть в логовище древних и увидеть, за что же они вчера вели битву. Когда Шарисса посла, Тезерени уже собирались начать короткое восхождение туда, где надеялись найти сокровищницу могущества и богатств.
