— Не мерзнешь?
— Нет…
— Ну и хорошо.
Потом они болтали о какой-то ерунде, потом оба захотели есть. Через приоткрытую дверь Рамон принял у слуги поднос с едой, одеваться только ради того, чтобы спуститься пообедать не хотелось никому. Трапеза закончилась совсем не так, как подобает в приличных домах — впрочем, по-другому она закончиться не могла. И обоим было все равно, сколько прошло времени, сколько еще пройдет и что творится за стенами спальни. Что бы то ни было — подождет. Весь мир подождет.
Я рыцарь, рыцарь, рыцарь!!! Господи, ты не представляешь, что это для меня значит.
Впрочем, прости — я настолько счастлив, и так хочу поделиться этим счастьем, что совсем забылся.
Здравствуй.
Даже не знаю, как об этом рассказывать. Все настолько странно и неожиданно, что я и сам не верю в случившееся. И не могу выпустить из рук рыцарскую цепь — единственное доказательство того, что мне это не приснилось.
Попробую по-порядку.
Не знаю, дошла ли до вас весть о том, что король разрешил посвящать в рыцари не только тех молодых людей, которые заслужили это звание чем-то выдающимся — но любого человека знатного рода, желающего того посвящения. Говорят, причина в том, что знатные юноши все реже ищут посвящения — ведь оно влечет за собой тяготы военной службы. И если защищать свой дом готов, наверное, каждый, то следовать за сюзереном в дальние края — отнюдь. Мне трудно это понять, но так говорят, и, наверное, придется этому верить. Есть еще одна причина — деньги. Сейчас далеко не всем по средствам предстать на посвящение в полном вооружении, как то требуется обычаем. Да что долго ходить за примерами — даже наш род изрядно оскудел, хотя мы далеко еще не бедны. Впрочем, у нас, особый случай — но наверное и у других обедневших родов есть свои причины. Как бы то ни было, полное вооружение сейчас далеко не всем по карману — и ты наверняка поболе моего слышал о «вечных оруженосцах», возраст которых давно перевалил за нужный для посвящения, а у кого-то и вовсе появилась плешь или седина — но рыцарями они так и не стали, и отнюдь не из-за того, что недостойны. Как по мне, уважающий себя сюзерен должен сделать все для того, чтобы справный оруженосец все же смог стать рыцарем — но опять же, мы оба знаем, что идеалы, сталкиваясь с настоящей жизнью побеждают далеко не всегда. Впрочем, меня снова понесло не туда.
Наверное, таким как ты, заслужившим свое рыцарство в прямом смысле кровью, этот указ поперек горла. А кто-то и вовсе запоет об упадке нравов — и, право слово, мне трудно будет его обвинить. Но когда вести дошли до нас, я решил что никогда не прощу себе упущенную возможность. И написал прошение.
Мне очень хотелось рассказать тебе об этом — и об указе, и о моем прошении, и о том, что барон, служба у которого закончилась так бесславно, все же написал мне рекомендацию. Но побоялся сглазить. Знаю, что это предрассудок, недостойный мужчины- и все же побоялся. Что ж, все получилось. Я не буду рассказывать, как добыл деньги на копье, цепь со шпорами и броню для коня. Не хочется вспоминать, да и неважно это, на самом-то деле. Оно того стоило, хотя чувствовать себя вором не слишком-то приятно. Но я опять не о том.
Само посвящение, наверное описывать тоже не буду — ритуал неизменен, а ты свое наверняка не забыл. Странно, тогда мне казалось, что все как в тумане, а поди ж ты — сейчас помню все до малейшей детали. И перебираю эти воспоминания, точно величайшую драгоценность.
Обидно лишь одно — мать меня не поздравила. Сказала, что это всего лишь условность, и что «любит меня не за то». Вот так вот. Надеюсь, хоть ты за меня порадуешься.
Рихмер.
День шел за днем, месяц за месяцем, каждый неотличимый от предыдущего. Жизнь предсказуемая и размеренная для многих словно кость в горле, но Эдгару она казалась воплощением счастья. Он и был почти счастлив эти месяцы, как может быть счастлив человек, которому позволили заниматься любимым делом.
С утра до полудня — занятия. Принцесса и в самом деле оказалась способной ученицей. Любому учителю радостно видеть, что усилия не пропадают втуне, и даже к неизбежным капризам оказалось несложно притерпеться. В конце концов, принцессе просто положено быть красивой и избалованной. Пусть ее чудит.
С обеда до вечера — чтение. Король разрешил пользоваться замковой библиотекой, и Эдгар зарылся в книги, как червяк в яблоко. Хороший проповедник должен знать не только историю народа, но и языческие верования. И ученый добросовестно корпел над летописями и трактатами, попутно набрасывая план будущей монографии. Тем, кто придет сюда нести истинную веру, пускай через многие годы, не придется тыкаться слепыми котятами. Да и Сигирику в Агене пригодится: насколько Эдгар мог судить, обычаи двух народов были одинаковы.
Иногда в библиотеку приходила принцесса. Усаживалась рядом, заглядывала в записи. Спрашивала, что интересного он нашел в этот раз, и подперев кулаком подбородок внимательно слушала, пока Эдгар заливался соловьем. Впрочем, так бывало не всегда. Порой девушка врывалась, оставляя двери нараспашку, и свечи испуганно трепетали. Смеющаяся, пахнущая уличной свежестью, она оказывалась удивительно неуместной в затхлом сумраке библиотеки. «Скоро станешь таким же желтым и пыльным» — говорила она, приподнимая за краешек лист пергамента, двумя пальчиками, словно гадкое насекомое. И дергала ученого за рукав — мол, пошли отсюда. Эдгар начинал препираться — чаще всего только для вида, ему нравились верховые прогулки. Вдвоем, если не считать всегда молчащих стражей — которых, ученый, впрочем, быстро перестал замечать — они объездили окрестности столицы от предгорий до дремучих лесов. Смотрели, как вода, обрушиваясь с невероятной высоты, рассыпается радужным ореолом. Ловили в ладонь золотые листья. Сидели на бревне над лесной речкой. Нет, Эдгар не забывался ни на миг. Но помнить о разнице в положении с каждым днем становилось все труднее.
Король внял просьбе дочери, и в замке появилась почтенная пожилая дама, призванная обучать принцессу тонкостям этикета. О новой учительнице девушка отзывалась не иначе как об «этой дуре». От нотации про почтение к учителю Эдгар удержался — в конце концов, глупо читать лекции про почтение в том числе и к самому себе. Но не спросить, почему принцесса вынесла столь суровый приговор, не смог. «Потому что дура» — не ответ, как ни крути.
— Она меня отчитала, как девчонку! — взорвалась Талья. — Я всего-то спросила, почему отказав кавалеру, обязана пропустить этот танец, даже если найдется другой желающий, более приятный.