Симус отпустил воротник Гарри и поднялся на ноги, слизеринец сел и принялся поправлять перекосившийся галстук, упрямо игнорируя происходящее, словно его это вовсе не касалось. Ремус шагнул ближе к нему, пытаясь определить наличие серьезных травм. На Люпина Поттер тоже внимания не обратил.
— Я жду объяснений, — настойчиво повторила Минерва.
— Это всё Поттер! — помедлив, сказал Симус. — Это он начал!
Остальные согласно загудели, профессора синхронно обернулись к слизеринцу, тот как раз поднялся на ноги и теперь отряхивал свою мантию. На заявление гриффиндорца он никак не отреагировал.
— Мистер Поттер…
— Ложь! — звенящий от напряжения голос Гермионы привлек внимание собравшихся, девочка дрожала то ли от гнева, то ли от волнения. — Гнусная ложь, Симус, ты и сам это знаешь! — она смотрела на Финнигана. — И ты смеешь называть себя гриффиндорцем?! Все вы! — она окинула сокурсников возмущенным взглядом.
— Он провоцировал нас! — защищаясь, крикнул Симус. — Будешь отрицать, Грейнджер? Ты слышала его!
— А ты что, кретин безмозглый, чтобы на любую провокацию реагировать?! — рявкнула Гермиона.
— Мисс Грейнджер! — тут же осадила её Минерва, после чего посмотрела на своих студентов с нескрываемым разочарованием. — У меня просто слов нет, — отчеканила она, переводя холодный взгляд с одного гриффиндорца на другого, — это переходит всякие границы. Все вы отправляетесь со мной к директору.
— Но, профессор…
— Тишина! — Минерва повысила голос, — спорить и перечить вы будете в другом месте и при других обстоятельствах!
Второкурсники затихли, и МакГонагалл посмотрела на Гарри. Слизеринец отошел на пару шагов от галдящей толпы и откровенно скучал.
— Мистер Поттер, отправляйтесь в больничное крыло, я пообщаюсь с вами позже.
— Спасибо, профессор, но я в порядке, — спокойно возразил Гарри.
— Тогда вы не будете возражать, мистер Поттер, если я попрошу вас проследовать за мной? — подал голос Люпин, шагнув к слизеринцу, тот пожал плечами.
— Конечно, сэр.
Минерва мгновение медлила, глядя то на Ремуса, то на Гарри, потом вздохнула.
— Какой сейчас у вас урок, мистер Поттер?
— Чары.
— Я предупрежу профессора Флитвика.
— Спасибо, мэм.
Гарри встретился взглядом с Минервой и впервые за всё это время, на его губах появилось подобие улыбки, хотя она скорее казалась вымученной, а не доброжелательной. Дав знак своим студентам следовать за ней, ведьма зашагала в сторону директорского кабинета. Поттер провожал гриффиндорцев задумчивым взглядом, когда на его плечо легла рука Ремуса.
— Идём, Гарри, — мягко сказал он, — надо бы заняться твоими синяками.
— В больничное крыло? — нахмурился мальчик.
— Думаю, можно и без него обойтись, — подумав, сообщил Люпин, Гарри чуть расслабился и кивнул.
С тех пор как он в последний раз был в кабинете Люпина, там мало что изменилось. Профессор открыл дверь, пропуская своего гостя в помещение, после чего вошел сам и плотно прикрыл за собой дверь. Пригласив слизеринца присесть в кресло возле своего рабочего стола, Ремус направился к шкафчику, где хранились зелья и мази. После непродолжительных поисков, профессор Защиты произнёс что‑то вроде: «Ага!» и снял с полки небольшой стеклянный флакончик, который передал Гарри.
— Заживляющая мазь, — пояснил он, усаживаясь за свой стол, — ссадины и царапины она лечит довольно быстро, — он пристально посмотрел на мальчика. — Надеюсь, что более серьезных травм у тебя нет?
— Нет, — Поттер качнул головой, — дуэлянты из них совершенно никчёмные.
Некоторое время оба молчали, пока Гарри смазывал прохладной вязкой субстанцией свои синяки и ссадины на лице и руках. Наконец с лечением было покончено, и Люпин решил, что теперь можно выпить чаю. В кабинете висела умиротворяющая тишина. Гарри вертел в руках чашку, наблюдая за тем, как Ремус спокойно попивает свой чай, и удивлялся, почему профессор не заваливает его бесконечными вопросами. Все обычно с этого и начинали.
— Вы о чём‑то хотели со мной поговорить, — напомнил мальчик.
— Хотел, — согласился волшебник, — но, честно говоря, не знаю, с чего начать, — он виновато улыбнулся.
— Начните сначала, — посоветовал Гарри, и сам же продолжил: — Вы тоже думаете, что это я открыл Тайную Комнату?
— Нет, — уверенно ответил Ремус, — а должен?
Гарри пожал плечами.
— Все так думают.
— Это ещё ничего не значит, — Люпин помолчал, — люди порой заблуждаются в своих суждениях.
— Но я змееуст, — тут же заспорил Поттер, — и слизеринец, к тому же! Разве вам не приходило в голову, что я… что мои родители… ну… были бы разочарованы? — его голос совсем стих. — Вдруг я и правда наследник Слизерина, что тогда?
— Думаю, Джеймса бы это позабавило, — со смешком заметил Ремус. — Он бы ещё всем хвастался, что его сын беспрецедентен во всех отношениях.
Гарри скептически изогнул бровь.
— Вряд ли, учитывая тот сценарий, в котором я беспощадно нападаю на людей.
— В том‑то и дело, Гарри, ты всё также остаёшься сыном своих родителей и ни за что не стал бы причинять кому‑то намеренный вред, — Люпин налил себе ещё чаю и задумчиво уставился в свою чашку. — Но даже если бы все было так, как ты говоришь, они бы не перестали любить тебя, Гарри, — мягко сказал он, глядя на слизеринца, — они бы гордились тобой, не смотря ни на что. В крайнем случае, попытались бы помочь тебе. Но разочарованы… никогда.
— А вы? — помолчав, сказал Гарри. — Вы тоже не разочарованны? Даже если бы это был я, вы бы не разочаровались?
— Нет, — волшебник чуть помедлил, — хотя я и был немного удивлен, когда узнал что ты змееуст.
— Только немного? — не поверил Поттер.
— Ну, довольно сильно, по правде говоря, — Люпин рассмеялся, — не часто встречаешь волшебника, обладающего таким редким даром.
— И тёмным к тому же, — мрачно пробормотал Поттер.
— Парсельтанг сам по себе не имеет негативного окраса, таким его делают люди, — спокойно возразил Ремус, — не взваливай на себя больше, чем нужно.
Они снова замолчали. Гарри рассматривал бледное лицо своего профессора, отмечая, что он выглядит уставшим и подавленным.
— Вы больны? — вдруг спросил мальчик.
— Нет, — помедлив, отозвался Ремус, — а почему ты спрашиваешь?
— Вы кажетесь больным, — просто ответил слизеринец.
— Я в порядке, — заверил его профессор, — но спасибо за заботу.
— Но вы чем‑то обеспокоены, — продолжал допытываться Гарри.
— Ты прав, — он улыбнулся, — я беспокоюсь о тебе.
— Я в порядке, — вяло протянул Поттер.
Ремус промолчал, Гарри принялся ковырять пальцем ручку кресла, не зная, что ещё сказать. Ему очень хотелось что‑то сказать. Но что? Вежливое молчание Люпина оказалось гораздо хуже самого страшного допроса с пристрастием, потому что то спокойное уважение, которое чувствовал по отношению к себе Поттер, вызывало в нём непреодолимое желание сохранить его во что бы то ни стало. Но что он мог сказать?
