— Ты прав, — он улыбнулся, — я беспокоюсь о тебе.
— Я в порядке, — вяло протянул Поттер.
Ремус промолчал, Гарри принялся ковырять пальцем ручку кресла, не зная, что ещё сказать. Ему очень хотелось что‑то сказать. Но что? Вежливое молчание Люпина оказалось гораздо хуже самого страшного допроса с пристрастием, потому что то спокойное уважение, которое чувствовал по отношению к себе Поттер, вызывало в нём непреодолимое желание сохранить его во что бы то ни стало. Но что он мог сказать?
— Я, наверное, пойду, — тихо произнёс мальчик, Люпин склонил голову набок.
— Я тебя не держу, — ответил он, — но помни, пожалуйста, что если тебе захочется поговорить о чем‑то, о чём угодно, я всегда рядом.
— Спасибо, — хрипло сказал Поттер, не двигаясь с места. — Сэр, не стоит беспокоиться обо мне, у меня всё хорошо, правда… я просто… просто, — он вдруг резко вскинул голову, взглянув в глаза старшего волшебника. — Я просто устал от всего этого! Нет, ну честно, почему как что, все сразу начинают указывать на меня пальцем?! Я хочу, чтобы меня оставили в покое! Чтобы перестали заваливать идиотскими расспросами, перестали смотреть на меня так, словно ждут от меня геройства или безумства в зависимости от ситуации! Мне надоело, что со мной то нянчатся, не давая проходу, то выбрасывают на помойку, как ненужную вещь! В прошлом году я не знал, как отделаться от этих восхищенных взглядов и приторного обожания, а в этом все они внезапно решили превратить меня во вселенское зло, это что, нормально?! Почему я просто не могу жить как все нормальные люди? — он всплеснул руками, чуть не опрокинув свою чашку. — Я знаю, знаю, что мне не стоит так реагировать, я и сам всегда считал, что это бессмысленно, пытаться изменить людей, но я так устал от них! И Том! Он просто отвернулся от меня! Я даже не понимаю, чем обидел его… и обидел ли? Я все думаю… постоянно думаю, может, он разочаровался во мне? Может, наша дружба с самого начала была обречена на провал? Может, дело в том, что он… — слизеринец осекся и замолчал, глядя на свои руки, — в том, что мы совершенно разные люди, у которых нет и не может быть ничего общего, — тихо договорил он.
Ремус внимательно наблюдал за мальчиком, который внезапно отбросил всё своё хладнокровие, превратившись, наконец, в растерянного двенадцатилетнего ребенка, напуганного и одинокого, не понимающего, что делать и как себя вести. Всё это время Ремус не мог понять, что движет сыном его лучшего друга, почему из доброжелательного светлого мальчика он вдруг превратился в нелюдимого дерзкого незнакомца, отталкивающего от себя всех и каждого. А двигал им самый обыкновенный страх.
— Гарри, — мягко окликнул застывшего ребенка Люпин, — всё, что с тобой происходит, может привести в отчаяние даже взрослого волшебника и нет ничего удивительного в том, что ты потерял контроль над ситуацией. Люди есть люди, и, стараясь измениться в угоду их желаниям, ты делаешь хуже только себе, — он помолчал. — Впрочем, ты и сам прекрасно это знаешь. Но я хочу сказать тебе одно. Ты ничего не добьешься, отталкивая от себя всех. Выстроив вокруг себя стену, ты в итоге окажешься в тюрьме, из которой не будет выхода. Не прячься от своих страхов, я понимаю, они пожирают и мучают тебя, но если ты наберешься смелости взглянуть им в глаза, наберешься смелости заглянуть в собственную душу, ты превратишь эти страхи в оружие гораздо более мощное, чем ты можешь себе представить.
По мере того как Люпин говорил, Гарри становился всё более и более удивленным.
— На распределении мне что‑то похожее говорила Волшебная Шляпа, — прошептал он, — вроде того, что я должен заглянуть в самого себя…
— Возможно, стоит прислушаться? — предложил Ремус. — Иначе ты сам себя загонишь в тупик.
— Я просто запутался, — мальчик вздохнул, — мне надоело быть милым со всеми, — он кисло улыбнулся. — В итоге получается, что нет никакой разницы…
— Гарри, ты все равно не сможешь угодить всем…
— Да не в этом дело! — раздраженно перебил профессора Поттер. — Для меня нет никакой разницы. Я всегда считал, что быть доброжелательным и вежливым это правильно, что это сделает меня лучше, но понял, что ошибся.
— Я… не совсем понимаю, — в лёгкой растерянности признался Ремус.
— Я тоже, — вздохнул Гарри, — говорю же, что запутался. Ещё и с Томом не знаю что делать…
— Думаю, ситуация тебе подскажет, — задумчиво ответил Люпин, — сомневаюсь, что твой друг просто отвернулся от тебя. На первый взгляд не скажешь, но он очень дорожит вашей дружбой.
— Что‑то я не заметил, — буркнул слизеринец, Ремус улыбнулся.
— Скажи мне, Гарри, когда ты начинаешь сторониться людей?
— Когда они мне надоедают, — тут же ответил мальчик.
— А ещё?
— Ну, — Поттер задумался, — когда, — тут в его глазах вспыхнуло понимание, — когда хочу скрыть свои проблемы!
— Не думаю, что вы так уж сильно отличаетесь, — заметил Люпин.
Гарри ответил ему широкой улыбкой.
* * *
Обед в Большом зале проходил в напряженной тишине. Направляясь к своему столу, Гарри чувствовал, как его провожают многочисленные взгляды мрачных студентов. Делая вид, что ничего не замечает, мальчик сел рядом с Драко и принялся накладывать в свою тарелку картофель.
— Где ты был? — неожиданно подал голос Теодор Нотт, нельзя сказать, что говорил он доброжелательно.
— У Люпина, — спокойно ответил Поттер.
— Зачем? — тут же влез Драко.
— Повздорил с гриффиндорцами, — мальчик бросил ядовитый взгляд в сторону вышеупомянутого факультета, злорадно отметив, что большинство второкурсников до сих пор отсутствуют.
— Тебя что, наказали? — возмутился Забини.
— Нет, — Гарри самодовольно улыбнулся, — их наказали.
— О, ну наконец‑то, — Малфой закатил глаза, — а то я уж думал, что в этой школе никто и пальцем не шевельнет, пока какой‑нибудь безмозглый активист тебя не придушит.
— Мы уже и сами готовы были это сделать, — посмеиваясь, признался Забини, — в исключительно воспитательных целях, конечно.
— Ну да, — проворчал мальчик.
— Что, доволен собой, Поттер? — слизеринцы обернулись — рядом с их столом стоял тот самый рейвенкловец, что напал на Гарри.
— Вполне доволен, — вежливо улыбнулся мальчик, хотя в его зеленых глазах не было и тени улыбки.
— Мне интересно, как долго ты ещё сможешь водить за нос профессоров, — презрительно выплюнул он. — До первой смерти, полагаю? — на этих словах его голос упал до еле различимого шепота, так чтобы услышать мог только Поттер.
Гарри нахально ухмыльнулся и поднялся из‑за стола.
— Как знать, — намеренно громко сказал он, — может, ты и прав, — тут он оглядел притихшую аудиторию. Студенты, затаив дыхание, ждали продолжения, некоторые из профессоров уже начали подниматься со своих мест, опасаясь, что словами дело не ограничится. — Я только одного не пойму, — он резко повернул голову, вперив в старшекурсника ледяной взгляд, — ты сам, что ли, эту смерть организовывать будешь?
