— Это я и называю эгоизмом, — перебил Пилон, — оборотень думает о шкуре, благодарности вождя. А как на счет судьбы миров? Вы вообще представляете, что случится, если дракон и человек доберутся до сердца радуги? Касалось бы дело бюрократической верхушки, проводящей регулярные, долгие и бесполезные заседания, сам с места не двинулся. Уж кому не помешает встряхнуться и начать работать, так им. Но радуга столпа! Ось и жилы, которые пронзают миры насквозь. Структура радуги создавалась многие тысячелетия, даже не века. Она пронизывает энергетическими кровяными сосудами все, участвует как в созидании, так и разрушении. Радуга сравнивает давление, поддерживает баланс. Она не дает мирам вернуться в состояние первичного хаоса изменений. Стоит разрушить хрупкое равновесие, лишить радугу действующего стража… Начнутся такие катастрофы сдвиги и разрывы материи, что умершие в Хангелькаде каплей в море покажутся! Миры изменятся, и возможно во многих из них будет просто уничтожена жизнь. Так держатся за ожерелье сейчас, невзирая на вероятность гибели рода и мира? А нужно ли ожерелье такой ценой? Ишутхэ об этом подумает? Обездвиженная радуга. Сопротивляться некому. Делай, что хочешь.
— Почему ты уверен, что Ишутхэ стремится поступить с нами так? — спросил я.
— Да, мне тоже интересно, — раздался хриплый голос волкодлака.
— Ты не отзываешься! — зло огрызнулся Пилон, нервно всхрапывая. Ишутхэ подошел к нам. Его морду было нелегко разглядеть, но на ней застыла смесь ярости и любопытства. На шее оборотня висел знакомый шнурок:
— А чего? Интересно послушать оказалось. Нового… столько узнал. Только не такой я дурак как думаешь, Пилон. С глазами что-то, место незнакомое. Я волкодлак среди кураторов. Да кто мне поверит? А потом род для меня не так мало значит, как-то говорят некоторые. И вижу дальше собственной морды. Уж точно не болтаю невесть что и за спиной, если говорю то в глаза. А меня считают тупицей, — он рыкнул и покосился на коня. Пилон насупился, нервно помахивая хвостом.
— Тогда отдай малышу ожерелье, — пробурчал он.
— Еще чего, — волкодлак сгорбился, на загривке его приподнялась шерсть, — ожерелье останется в моих лапах.
— Конечно тупица, — спокойно произнес Пилон, — как думаешь, почему малыш носил его? Кураторы гасят сияние артефактов собственной аурой. На твоей шее ожерелье привлекает внимание, как горящий шар в неопытных руках. Его видно любому мало-мальски грамотному магу. А мы пытаемся, как можно дольше оставлять всех в неведении по этому поводу. Так что советую вернуть малышу камень.
— Нет, — Ишутхэ был настроен решительно, — я останусь с вами до конца, но висит оно на моей шее. Обсуждать не стоит. Нападать не советую.
— Да пошел ты, — Пилон топнул ногой, — тупица! Давай покричим, вдруг, кто не увидел, услышат?
— Прекратите, — Осирис удобнее устроил Тильду на сгибе локтя и язвительно произнес, — драка как раз то, чего сейчас так не хватает для счастья? Теряем время на ерунду, когда каждая минута на счету. Бодайтесь, не бодайтесь, как это поможет? Мы стали плохо видеть после перехода, не замечаете? Сколько продлится такое состояние, неизвестно. Кайорату следует установить, куда он переместил нас, а потом вывести в знакомое место. Нужно найти тех, кому можно довериться и рассказать о силе, что движется сюда. Задумайтесь, что если дракон и человек уже следуют за нами в поисках ожерелья? Ведь последуют, ежу ясно. Все на блюдце с каймой принесем? Тем более до сих пор не знаем, почему не работают врата.
Пилон фыркнул, но промолчал. Ишутхэ тоже.
— Почему невзрачный камень называют ожерельем? — спросил я, пытаясь разрядить атмосферу. Тем более давно интересовался этим вопросом. Осирис хмыкнул и быстро начертил в воздухе какую-то загогулину. Камень на груди волкодлака немедленно вспыхнул темно-синим цветом. Сияние распространялось стремительно, освещая морды и лица голубыми тенями. Затем камень начал пульсировать. Равномерные вспышки напоминали биение сердца. Из центра к краям потянулись завитки, линии, лучи и стрелы синего света. Они сплетались в сложные рисунки, то ли танцем, то ли вихрем из энергетических вспышек и рождали образы. Летящие птицы с дивными хвостами. Чудные цветы, бутоны которых распускались изящными чашечками и плыли по груди волкодлака, распадаясь на хрупкие лепестки. Деревья, травы, бабочки, птицы и животные, картины из морских глубин и горные вершины. Все это ткалось невесомыми лучами синего света, скручивалось спиралями, ниспадало широкими волнами или узкими зигзагами, рисовалось само по себе. Картина замирала на мгновенье и почти сразу перетекала в новое видение.
Осирис щелкнул пальцами, и завитки рассыпались синими искрами, угасая. Пульсация стихла, свет исчез, вокруг снова стало темно.
— Когда ожерелье создавали, предполагалось носить его, открыто на груди. Функция украшательства совершенно бесполезна, но смотрится эффектно. Ею редко пользуются, ожерелье то хранится вдали от глаз. А теперь, малыш, нужно понять, где же мы все-таки?
Я сосредоточился. Если следовать логике перемещения, должен бы оказаться в месте наиболее близком к объекту, о котором думалось. Раз мы в радуге, родном доме…то.
— Свет! — произнес я. Удар по глазам был чувствительным для всех. Свет ярко вспыхнул, ослепив нас на какое-то время. Когда глаза привыкли, я осторожно осмотрелся, — дом моей сестры. Ее комната. Но ее почему-то нет.
— Может в гостях? — спросил Пилон.
— Скорее на занятиях. Мы учились. Точнее она. Время, когда учились вместе, прошло. Да и Майя всегда трудилась больше. Я знаю, как выйти отсюда, — прервал я собственные воспоминания. Не хватало еще меланхолии, но, не удержавшись, окинул беглым взглядом помещение.
Так давно здесь не был. Высокие потолки. Места достаточно, чтобы размять крылья или немножко полетать крошечному детенышу. Уступ наверху для размышлений и отдыха, а также веселых игр. Было и такое, когда-то. На том же уровне большие круглые окна-выходы, сейчас закрытые кожистыми ставнями. Потолок отполирован до блеска, как и пол. Мы любим блестящие поверхности, красивые вещи и цвета. Посредине комнаты, почти под потолком, висят, резное колесо из кости, голографические картинки, всякие прочие штучки милые сердцу самки. Внизу место для тренировок. Полупустое помещение, почти без предметов. Дух стяжательства кураторам не знаком. Постель — полированное ложе из желтого камня. В противоположную окнам стену вмонтирован голограф для учебы, стеллаж с шарами, книги голографий. У стены стоят три кадки с декоративными деревцами, метра по полтора в высоту. Майя увлекалась их разведением. На полу лежали несколько желтых перьев.
