Практически все изготовленные «трезубцем» раритеты имели восклицательные знаки на полях страниц, означавшие, что загадочному умельцу принадлежит пальма первенства.
Закрыв дело ПД-ПР, я завязала тесемки. Наверное, минут пять ковырялась с непослушными веревочками, а потом заметила, что дрожат руки. Оставалось дело за малым, вернее, за главным — подтвердить гипотезу. А именно: заставить профессора Вулфу заговорить.
Вывод о принадлежности клейма трезубца интеллектуальному гению Альрика пришел на ум мгновенно, и я ни на секунду не усомнилась в своей догадке, хотя доказательств кот наплакал: значок на пере, которое мужчина как-то показал в лаборатории, и желания, услышанные от профессора во время побочного эффекта типуна, поставленного мне под язык. Возможно, богатое воображение сыграло шутку, присвоив Альрику признания, которых он не делал, но его неоднозначная реакция на кое-что из озвученного мною позволила думать, что в высказываниях профессора кроется толика правды. И предстояло ее проверить.
Сегодня я дольше обычного задержалась в архиве, занимаясь выполнением порученного задания, и начальник задумчиво хмурил лоб, поглядывая в мою сторону.
— Вы отработали положенное время, — заметил, проходя мимо с кипой бумаг. — Можете быть свободны.
— Спасибо, пока не спешу. Пойду попозже.
Пока дополнения к делам подшивались, в голове вертелись сотни вариантов, как начать разговор с профессором, и с каждым новым началом выходило всё хуже и хуже. Я не могла сообразить, какой тактики придерживаться: вести себя нагло или в просительной манере, жалостливо умолять, чтобы Альрик соизволил взглянуть на фляжку, или блефовать с самоуверенным видом? Почему-то у меня не было уверенности, что мужчина возрадуется результатам расследования и благосклонно примет предложение о совместной подсудной авантюре.
Закономерно встал вопрос о доле от реализации коньячного горшочка, если случится чудо, и профессор признается в том, что он и есть тот самый «трезубец», ловко уворачивающийся от цепких лап правосудия вот уже пятнадцать лет.
— Хотите чаю? — прервал размышления архивариус, приняв мое изборожденное морщинами чело за признак крайнего утомления, в то время как я усиленно размышляла, стоит ли вообще затевать сыр-бор из-за продажи фляжки. Меня теперь регулярно подкармливают денежными подачками, и нет срочной необходимости в избавлении от спиртсодержащей емкости.
Разве можно забывать о еженедельной помощи? — дала себе хорошую мысленную затрещину. Дождусь окончания экзаменов и стрелой помчусь к Стопятнадцатому, раздающему щедрой рукой благотворительные банкноты отощавшему младшему персоналу.
Лишь поднявшись на подъемнике в холл, я вспомнила о разъедалах, на которые не взглянула по причине неожиданного открытия об Альрике.
На обеде Радик не появился в общежитии, наверное, старался изо всех сил, сдавая экзамен, чтобы не разочаровать дядю, и мне пришлось бутербродничать в одиночестве.
Вернувшись в институт, я отправилась в библиотеку и набрала учебников по символистике, ибо во вторник предстояла незабвенная встреча с незабвенным профессором на незабвенном экзамене. Составила книги впечатляющей стопкой выше головы, но ни одной строчки не втемяшилось в голову. Зато в ней циркулировали фантазии, одна красочнее и ужаснее другой — как Альрик избавляется от меня, раскрутив в центрифуге, или неумолимо затягивает lagus[19] на шее.
Бабетта Самуиловна с подозрением следила за мной поверх раскрытой книжки. Наверное, одинокая студентка в пустой библиотеке выглядела странно. Все нормальные люди собирались оторваться или уже отрывались на полную катушку, сбрасывая напряжение экзаменационного дня, в то время как я выбрала сидение перед очами библиотекарши и штудирование толстых учебников.
Ближе к вечеру, сдав неподъемные печатные труды, я двинулась опустевшими коридорами в деканат за причитающимся еженедельным пособием. Человек — существо эгоистичное и меркантильное, и быстро привыкает к хорошему, поэтому предвкушение хрустящей наличности подгоняло меня, требуя ускорить шаг.
— Эва Карловна? — удивился декан. — Желаете опротестовать оценку?
— Нет, — замотала головой, мол, как вы могли подумать, подобная наглость снится мне только во снах. — Я за пособием…
— А-а, — вспомнил Стопятнадцатый. — На этой неделе вы последняя в ведомости. Не торопитесь, милочка, а зря. Там, — указал перстом в потолок, — могут подумать, что благотворительность неактуальна для низкооплачиваемых кадров.
— Очень актуальна, — заверила горячо. — Я не знала. А когда можно приходить?
— Каждую неделю, начиная со среды, — сказал Стопятнадцатый и пригласил в кабинет. — Прошу.
Там меня ждало потрясение — великолепное черное кресло с высокой спинкой и удобными подлокотниками на месте для посетителей.
— Ого! — только и смогла выдавить из себя и погладила шершавую обивку.
— Вот так, милочка, — мужчина протянул ведомость и положил на нее купюру. Одну-одинёшеньку, но зато какую! С двумя циферками — «5» и «0», согревшими сердце, едва взгляд упал на бумажку.
Торопливо расписавшись в единственной незаполненной строчке графы с подписями, я сказала благодарное «спасибо» и уже у двери была окликнута деканом:
— Наличествуют ли у вас трудности при подготовке к экзаменам? Я мог бы походатайствовать о дополнительных занятиях перед преподавателями.
— Не стоит беспокойства, Генрих Генрихович, всё отлично. Справляюсь по мере сил, — заверила я убежденно. Еще чего не хватало: новый апокалипсис в виде повышенного студенческого внимания. Едва о серой крыске успели позабыть, как доброжелательный дядечка снова посадит мою пятую точку на кактус.
— Если понадобится, не затягивайте. Сессия пролетит незаметно.
Точно, летит и машет крыльями, а я совсем страх потеряла, закружившись в вихре светских развлечений.
Получить заработанные копеечки в кассе оказалось проще простого, хотя штурвал на двери и бронестекло остались прежними. Сегодня кассирные богатства охранял не Савелий, а мужеподобная тетка — косая сажень в плечах — в униформе и с дубинкой гораздо внушительней, чем у прежнего охранника. Деньгами заведовал молодой человек, тоненький и полупрозрачный, и вся процедура проистекла в полном молчании. Я приложила ладонь к считывающему оттиску и получила звякнувшие монетки, заработанные непосильным трудом.
При выходе тетка окинула меня пристальным взглядом, сканируя внешность, и наверняка занесла в базу неблагонадежных элементов, уж больно прищур многозначительный. Ну, и пусть. Зато у меня поступление в личную казну почти шестьдесят висоров! Как только я осознала свое счастье, меня охватила радость, но тут же приувяла, стоило вспомнить о визите к профессору. Может, не заводить разговор о фляжке? Мне и так неплохо живется — деньги валятся, согревая нулями.
