— Анна погибла вместе с Мареком. Случайно или нет, неизвестно. Она… Ханнес сперва как и его брат, чувствовал тягу. Он мог стать ее парой. Но Анна выбрала младшего из братьев. А Ханнес выбрал совсем другой путь. Кстати, он так и не нашел постоянную спутницу, так ведь? Не говоря уже о паре… Он и не искал.
Знаешь, малышка… Выбор, он всегда есть. Повелителем второго по силе клана мог стать и Марек, но для него было важнее другое, — ты и твоя мать. И он доверял старшему брату как себе. Для одного семейные узы были всем, для другого — пшик, пустой звук. Для Ханнеса, этим 'всем' является власть.
— Почему вы не забрали меня с собой? — голос не слушался, прерывался и хрипел.
Аде нелегко дался этот вопрос, но еще тяжелее он дался Шнурсу. Карлик ждал его и все равно дернулся как от удара, вжал голову в плечи, еще больше ссутулился.
— Мне нет прощения, я не смог. Единственное, что могу сказать в оправдание, — не мне меряться силами с Ханнесом.
Шнурс щуплый, по росту достает Аде до плеча. Если бы не испещренное морщинами лицо и седина, его можно было бы принять за ребенка, страшненького горбатого мальчишку лет восьми.
Сил держаться и не плакать не осталось, невозможно было и дальше сидеть порознь. Ада встала и перебралась к Шнурсу, в кресле хватало места на двоих. Тем более, когда сидишь так тесно обнявшись, прижимаясь и пряча мокрое от слез лицо на груди друга.
Оба молчали. Шнурс гладил Аду по голове, погрузившись в воспоминания. А малышка, которую он помнил пухленькой розовощекой хохотушкой, доверчиво прижималась к его боку.
Ада поджала колени к подбородку и лишь изредка шмыгала носом, перебивая мерный треск поленьев в камине. Вот она и узнала правду, — родители не предатели, не преступники, нет. Ее дядя монстр. Жажды мести не было, только боль.
Через некоторое время Шнурс поднялся и прошел открыть входную дверь. За ней, в коридоре, сидел большой полосатый кот.
— Что ты так долго, — проворчал, впуская позднего гостя.
Тот величаво прошествовал в комнату. Прищурив зеленые глязищи, мельком взглянул на Аду и неспеша прошел мимо, к камину.
— Это Семен. Я его уже давно позвал, подарок тебе хотел сделать, но этот несносный котяра как всегда шляется невесть где или дрыхнет. Приходит только, когда сам посчитает нужным.
— Подарок? Мне? — уточнила сонная и заплаканная Ада. — Кота?
— Тебе, тебе. Но не пугайся, ты мне не враг, чтобы я тебе Сему подарить решил, — короткий смешок со стороны карлика и еще более презрительный прищур у кота.
— Не все мне тебя до слез доводить, порадовать тоже могу, — объяснил, присаживаясь обратно в кресло.
— Иди сюда, — позвал кота.
Семен пропустил приказ мимо ушей, продолжил сидеть перед камином и намывать лапу. Спустя еще пару неудачных попыток его подозвать, Шнурс с кряхтением поднялся и попытался взять упрямца на руки.
— Злопяматный, старый брюзга, — тихо ругался карлик, выковыривая Сему из под стола, куда тот спрятался от его рук. Ругательств больше не звучало, но все указывало на то, что спор продолжается ментально.
— Прости, малышка. Этот вредный котяра все еще не забыл как ты его за хвост оттоскала. Теперь набивает себе цену, чтобы его поуговаривали, похвалили, накормили поплотнее.
— Когда это я успела его хвост тронуть? — удивилась Ада.
— Сейчас он тебе и покажет. Да, Сема? Или мне попросить Пашу на кухне, чтобы сливки на одну наглую морду не тратил?
Семен вылез из укрытия с противоположной от карлика стороны и запрыгнул на стол. Всей полосатой фигурой выражал недовольство и оскорбленную добродетель. Совсем уж узкие щелочки глаз зло уставились на Аду.
— Может, не надо? — поежилась девушка.
— Надо. Смотри ему прямо в глаза, не бойся, — не сдался Шнурс.
И Ада смотрела, не отводила взгляд от кошачьих глаз, вместо которых стали проявляться размытые цветные круги, постепенно становясь все отчетливей, складываясь в живые картинки прошлого.
Голубое небо, нежно зеленая листва. Под деревом расстелено покрывало, на нем вальяжно разлегся еще совсем молодой Сеня. Кот лениво умывался, то и дело кидая взгляд на маленького страшного лысого человечка, который сидел немного поодаль на том же покрывале.
Ребенок одет в розовое платьице, розовое же круглое лицо лучится довольством и сознанием собственной важности. Загребущие ручонки тянутся к разным предметам, что разбросаны вокруг. Иногда эта малявка открывает беззубый рот и издает пронзительные, громкие звуки. Пары таких восклицаний достаточно, чтобы заставить всех окружающих суетиться, сюсюкать, спрашивать, чего пожелает маленький человечек и предлагать всевозможные варианты.
Вот и теперь раздался жизнерадостный приказ:
— Ууу, а — а!
— Маленькая, что? — тут же отозвался молодой женский голос.
— У — у, а! — снова потребовала малявка и неуклюже помахала руками по сторонам от себя, будто собираясь взлететь.
— Оборотень — курочка, — со смехом произнес другой голос, мужской.
Пара лежала на траве. Светловолосый загорелый мужчина, облокотившись на локоть и хитро улыбаясь, все ниже склонялся к лицу лежащей рядом женщины.
— Как тебе не стыдно. Наша доченька самая красивая, самая грациозная…
— Как и ее мама…
Они все время смеялись и все никак не могли оторваться друг от друга. Целовались, прижимались, обнимались, забыв об окружающем мире.
Семен слишком поздно понял, что маленький лысый монстр, не получив желаемого, решила сама взять то, что ей надо. И этим чем‑то оказался кот. Неожиданно быстро и ловко для своей комплекции, — пухлые короткие конечности, круглый животик, непропорционально большая голова, — добралась до беззащитного Семы и захватила его хвост в кулак. Мертвой хваткой, чтобы никто не отобрал добычу и чтобы сама добыча не смогла вырваться.
Возмущенный до глубины души, Семен громко зашипел и ударил по наглой ручке лапой. Правда, без когтей. Как же, за самую малюсенькую царапинку на драгоценном монстре, бедному коту потом бы голову оторвали.
Малявка не растерялась и дала сдачи, постучав свободной рукой по полосатому боку. Кот сменил шипение на жалобные 'мяв'.
Наконец‑то родители отвлеклись друг от друга. Мама взяла дочку на руки, папа осторожно, не без усилий, освободил пострадавший хвост.
— Не обижай котика, забияка.
— Забияка, забияка… Никакая ты не забияка, ты мамино чудо. Знаешь Ада, что ты чудо? Моя хорошая девочка. За тобой глаз да глаз нужен.
— Как и за твоей мамой, — весело добавил мужчина.
Он неотрывно смотрел на жену и дочку. Казалось, вечность мог бы любоваться. Но все‑таки решил, что только смотреть мало и заключил обеих в объятия.
