Дзинь! Дзинь! Дзинь-дзинь! — старались летящие из деревни стрелы найти хоть какую-нибудь прореху в сплошней броне незваных гостей. На излете стрелы были слишком слабы, чтобы пробить латы, а попасть в тонкие стыки неумелой деревенщине не удавалось.
Дзинь! Дзинь! — стрел русские не жалели. К тому же, пространство вокруг селения они расчистили как раз на длину выстрела, и спрятаться от них в лес крестоносцы никак не могли. Дзинь!
Сын великого магистра оглянулся на болезненный всхрап, и увидел, как барон фон Кетсенворд начинает заваливаться на бок, а из глаза его коня торчит оперение стрелы. Крестоносцы, перестав демонстрировать русским свою полную неуязвимость, дружно пустили лошадей в галоп, и быстро умчались на лед, подальше от столь опасно жалящих лучников.
— Из чего насыпан это вал? — поинтересовался кавалер Иван у епископа, указывая на оборонительное сооружение деревни. — Из снега? Стены у него весьма далеки от правильной вертикали.
— Из земли, — пожал плечами священник. — Русские часто насыпают свои крепости вместо того, чтобы их строить.
— И они рассчитывают, что куча земли в копье высотой сможет нас остановить? — не поверил своим ушам рыцарь. — Что же, придется преподать им урок.
Пехота уже успела подтянуться из леса и потихоньку выстраивалась на льду.
— Ты, ты и ты, — сняв шлем, указал командующий по очереди на трех крайних кнехтов. — Как только начнется штурм, бегите вдоль леса и вытаскивайте оттуда упавшего рыцаря.
А затем, выехав перед строем, громко объявил:
— Воины! Перед вами языческая деревня, не открывшая нам ворота во имя милости Божией, заблудшая в своей ереси и богохульстве. Сейчас только от вас, от вашего мужества и решительности зависит, будете ли вы ночевать в теплых домах, согреваемые голыми девками, или останетесь мерзнуть на улице! Вперед, в атаку!
Две сотни кнехтов, воодушевленные этим напутствием, с запугивающими криками ринулись вперед и… И тут же оказалось, что под пушистым слоем снега лежит самый настоящий лед — жители деревни с первыми морозами залили земляные валы водой, превратив их в вертикальные катки. Ливонцы, хорошенько разогнавшись, наскакивали на стены, пытаясь взбежать хотя бы до середины, но оскальзывались, и скатывались назад. Самые находчивые с самого начала, вместо того, чтобы разбивать себе лбы, принялись рубить стены, добираясь до мерзлой земли, выдалбливая ступени и медленно, но уверенно карабкаясь наверх.
Командующий армией, скрипя зубами, наблюдал за этой кошмарной картиной, за которую любого полководца подняли бы на смех самые захудалые дворяне, но терпел. Его утешали два обстоятельства: во-первых, отбивая атаку со сторону реки, русские отвлеклись от лежащего возле леса фон Кетсенворда, и трое кнехтов торопливо волокли его на реку, а во-вторых, пробежав в едином порыве под самые стены, и потеряв всего десяток легкораненых, пехотинцы оказались в «мертвой зоне», практически недосягаемые для стрел осажденных.
Кнехты грызли стену, словно зубами, скалывая лед и поднимаясь по земляным ступенькам все выше и выше, и становилось понятно, что рано или поздно, но они окажутся наверху. Может быть — даже еще до заката.
— До чего же ленивы эти русские, — покачал головой епископ. — Даже частокол высоким сделать не смогли. Через него же перепрыгнуть можно!
Частокол поверху насыпи и вправду не достигал в высоту человеческого роста, но преодолимость его оказалась весьма обманчива: как только один из кнехтов взобрался наверх и выпрямился, над стеной взметнулся топор на длинной ручке и опустился ему на голову. Ливонец отвалился назад, покатился вниз, сбив на лед еще нескольких своих товарищей. Другого воина, догадавшегося не вскакивать сразу, а подкатиться под частокол, коротко и жестоко окатили водой из торопливо мелькнувшей кадушки.
Рыцарь поежился и оглянулся на лес, но оттуда все еще подтягивались пехотинцы, и обоза с необходимой именно сейчас артиллерией было не видать.
А над частоколом с пугающей частотой замелькали ведра. В ужасающий северный холод русские применили самое дикое и жестокое оружие: воду. Она обжигала карабкающихся на стены врагов хуже кипятка, быстро застывала на склоне, сводя на нет всю уже проделанную работу, липла к доспехам и оружию, делая его во сто крат тяжелее. Тех, кто пытался перевалить частокол, сбивали мелькающие над остро заточенными концами бревен копья и топоры; тех, кто надеялся отступить настигали стрелы лучников. Азарт кнехтов угас: они уже не стремились взобраться на стену, а все больше отсиживались под ней. Хотя из леса уже появились первые повозки, стало ясно, что атака захлебнулась. Сын верховного магистра, до крови прикусив губу, приказал играть отступление. По отбегающим ливонцам опять хлестнули стрелы, заставив нескольких из них вскрикнуть от боли, а то и упасть.
Теперь стали окончательно видны результаты поспешного наскока: четыре человека без движения скорчились под обледенелым валом. Возможно, убитых среди них всего лишь один или два — но холод вскоре неминуемо добьет и тех, кто всего лишь ранен или потерял сознание. Еще два десятка человек получили мелкие колотые раны, в основном от стрел. Жизни их ничего не угрожало, но с пробитыми ногами и руками они из воинов превращались в обузу! Может, четверо-пятеро обошлись легкими царапинами — но остальных придется или тащить с собой, или отправлять обратно. Или… Или захватить завтра эту проклятую деревушку и оставить их здесь, в теплых домах под защитой маленького гарнизона!
От селения слышался мерный плеск — русские уничтожали последние следы штурма. Ничего, утром им предстоит узнать кое-что новенькое из современного воинского дела!
Однако следующее утро началось с сюрприза не для осажденной деревеньки, а для самого выпускника Кельнского университета. Снятые с саней и выстроенные на расстоянии полутора полетов стрелы пищали и бомбарды первым залпом всадили три ядра в нарытую русскими стену и — она даже не дрогнула! Она поглотила чугунные шарики с таким же безразличием, с каким свиное, сало поглощает воткнутую в него дольку чеснока. Командующему сразу стало ясно, что фаршировать стену таким образом можно бесконечно — она только прочнее станет.
На миг в голове рыцаря все перевернулось, и он вообразил, что язычники совершили открытие, создав куда более надежное укрепление, нежели до сих пор придумали в Европе. Правда, немного успокоившись, кавалер Иван сообразил, что земляную стену, в отличие от каменной, можно довольно быстро разрыть, подведя к ней землекопов под достаточно прочным навесом. Но время, время! Над душой командующего висел дерптский епископ, всем своим видом постоянно напоминая, что времени для правильной осады нет.
