Он отпускает мою голову, и она безвольно клонится вперед. Я вижу, как моя кровь льется на стол. Однако через несколько секунд поток останавливается.
– Не нравится мне все это, – говорит Кейси, – смотри, как быстро на нем все заживает. Давай-ка поскорее убираться отсюда!
– Нет,- отвечает Хорхе,- не раньше, чем убьем их обоих. – Он снимает со стены меч моего отца и снова подходит ко мне.
– Почему ты думаешь, что так будет лучше, чем ножом? – спрашивает Мортон.
– Пожалуй, я так и не думаю, – Сантос отступает на шаг, а потом делает несколько выпадов подряд, пронзая меня насквозь. После этого он вытирает меч о мои брюки. Наблюдает, как за считанные минуты мои раны затягиваются.
– У нас просто нет подходящего оружия, – говорит он со злобной ухмылкой,- но я знаю, где его взять.
– Давай просто уйдем! – говорит Кейси.
– Ты забыла о собаках, – напоминает Сантос. – С ними тоже придется как-то разбираться. Всех перебить.
– Но как?
– Конечно, помощь нам не помешала бы, – соглашается Сантос. Он осматривается, и указывает на мой мобильник. – Кейси, дай-ка мне телефон.
Набирая номер, он смотрит мне в лицо:
– Ах, совсем забыл вам сказать! Я все-таки вспомнил номер телефона.
Потом он отходит в сторону и говорит:
– Это Сантос. Я насчет Питера де ла Сангре…
Он говорит очень тихо, и как я ни напрягаю
слух, расслышать содержание разговора мне не удается.
Потом они поднимают меня и ведут из комнаты к винтовой лестнице. К моему удивлению, я слушаюсь команд и могу передвигаться, когда мне придают некое ускорение. Хорхе направляет меня, то и дело покалывая острием меча.
– Следовало бы просто столкнуть тебя вниз по лестнице, ты, ублюдок! – шепчет он мне на ухо.
Кейси на него шикает:
– Тихо! В наши планы не входит разбудить эту суку – его женушку!
Мы проходим по лестнице мимо второго этажа в полном молчании. Я пытаюсь позвать Элизабет, но не могу произнести ни звука. Хочу мысленно обратиться к ней, но мысли мои путаются. Я вообще перестаю понимать, где мы, и прихожу в сознание, только когда Сантос бьет меня по лицу.
– А ну заходи в камеру! – командует он и толкает меня. Но Кейси хватает меня за руку.
– Только не в мою! Она слишком велика и комфортабельна для него.
Она тянет меня за руку дальше. Потом останавливается:
– Вот в эту. Она поменьше.
– Прекрасно,- одобряет Сантос. Он сильно толкает меня, и я лечу на каменный пол.
Кубинец приподнимает меня и держит на весу, а женщина тем временем обшаривает мои карманы и находит ключи. Сквозь беспамятство слышу какой-то слабый звон: это они надевают на меня свои наручники и цепи. Хорхе снова бьет меня по лицу. Очнувшись, обнаруживаю себя на койке скованным по рукам и ногам. Я не делаю никаких попыток проверить свои цепи на прочность. Слеза Дракона обездвиживает меня куда лучше, чем это сделали бы все цепи на свете.
Надо мной склоняется Кейси Мортон. Она плюет мне в лицо.
– Ненавижу! Ненавижу тебя! – кричит она. Она плачет, колотит меня кулаками по лицу и все кричит – Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!
В конце концов Хорхе оттаскивает ее.
– Кейси, дорогая, перестань. Мы же не знаем, сколько времени на него будет действовать это пойло. Давай поскорее возьмем из оружейной то, что нам нужно, и покончим с этими тварями.
– Но как же мы откроем дверь? – спрашивает она. – Ты же сам говорил мне, что там нет замка.
Эту проклятую балку никак не отодвинуть.
– Это раньше ее было не отодвинуть, – улыбается Сантос. Он обращается ко мне: – Сегодня, когда мы стреляли, я наконец разобрался в механизме. Там, с другой стороны, есть такой рычажок. Нажать его – и балка отодвинется. До него можно дотянуться чем-нибудь тонким и прочным. Пожалуй, это подойдет, – Сантос смеется и потрясает передо мной мечом.
Они выключают свет и оставляют меня в полной темноте. Когда в помещение не проникает ни луча света, даже я не в силах ничего увидеть. Мне хочется спать, но я борюсь с собой. Элизабет в опасности. Я сосредоточиваюсь на том, чтобы связаться с нею. К моему удивлению, мне это удается. Я проникаю в ее сон, ее сознание открыто мне, впервые со дня нашей свадьбы оно настолько мне открыто. Думаю, это действие вина из Слезы Дракона. Пытаюсь позвать ее по имени, но не могу составить слово.
Снаружи лают собаки. Я слышу их ушами Элизабет, вижу ее комнату ее глазами, просыпаюсь вместе с ней. Вместе с ней я переживаю замешательство, мы оба слышим эти странные звуки: металлом царапают по дереву, потом щелкает задвижка, визжит тяжелая дверь в оружейную, что-то тяжелое катят на галерею.
– Питер! – зовет меня Элизабет.- Я слышу что-то странное. Что происходит?
Я пытаюсь сказать ей. Слова уже почти готовы, но в последний момент куда-то ускользают от меня.
– Спасайся! – вот что я хочу крикнуть ей.
– Почему ты не отвечаешь мне, Питер? – спрашивает Элизабет. – Питер, пожалуйста, ответь!
Она встает и идет к двери.
– Нет! – беззвучно ору я, вернее, представляю, что ору. Сейчас я ничего не могу мысленно передать ей.
Элизабет открывает дверь – и Кейси Мортон издает душераздирающий вопль. Элизабет ревет. Ее глазами я вижу перекошенную от ужаса физиономию Кейси.
– Кейси! Отойди! – кричит Сантос. И блондинка проворно отпрыгивает в сторону. Он целится в Элизабет. Ее глазами я смотрю в черное жерло и узнаю: это пушка на платформе, та самая, которую мы с Сантосом недавно рассматривали. Опять пытаюсь предупредить свою жену, но она уже ничего не слышит и в ярости бросается вперед.
Раздается выстрел. Из-за отдачи Хорхе Сантос отлетает назад. На месте правого глаза Элизабет теперь зияет черная дыра. Она страшно кричит. Ее сознание меркнет.
Отрезанный от нее, я без движения лежу в темноте наедине со своими мыслями. Горе захлестывает меня. Я пытаюсь двигаться, хотя бы повернуться на бок, чтобы свернуться калачиком, но даже это у меня не получается. Даже поднять веки или застонать я не в силах. Как это несправедливо, когда тебе отказано даже в способности плакать!
Идет время или стоит на месте – не понимаю. Я знаю только, что лежу на жесткой койке, к которой прикручен цепями. Силюсь разглядеть хоть что-нибудь, но меня окружает сплошной мрак. Я вслушиваюсь, но слышу только тишину. Я знаю, что Сантос непременно вернется, чтобы убить меня. Он ни за что не уйдет, пока убийца его сестры жив.
Я пытаюсь пошевелиться. Концентрируюсь сначала на одном пальце – на мизинце правой руки. Приказываю ему пошевелиться. Он слегка дрожит. Если бы я мог, то улыбнулся бы. Маленькая, но победа! Я снова велю ему пошевелиться, и он сгибается. Переключая свое внимание с пальца на палец, я медленно возвращаю каждый из них к жизни. Мои веки упорно сопротивляются, но потом покоряются: мне удается моргнуть.
