— Ух ты! — обрадовалась Матка, рассматривая сияющее отражение, — занятно… — Она приподняла над плечами копну пепельных волос и изогнулась, стараясь заглянуть себе за спину. — Только вот одета я что-то простенько… — надула она губки. — Ты бы хоть цацек добавил!
— Каких тебе "цацек"?
— Брюликов!
На открытых участках тела Матки немедленно появились тяжеловесные украшения из крупных прозрачных камней.
— Другое дело! — обрадовалась она, с удовольствием разглядывая браслет с алмазом размером в голубиное яйцо, и недовольно развела руками. — Я так и буду стоять?
Возле нее появилось кресло, в которое Матка упала с таким видом, словно смертельно устала от непосильных трудов, и по обыкновению перекинула округлые ножки через подлокотник. Тасманов засмеялся.
— Эх, не осталось рук, чтобы тебя ущипнуть, — подосадовал он.
— И хорошо! — запальчиво возразила Матка.
— Меня тут одна деталь смутила… — Матка сделала изумленные глаза, — да нет, золотко, в твоей божественной красоте все безупречно… Но тебе не показалось, что сигнал от роя, я имею в виду, при прощупывании физического пространства, шел как-то… странно?
Матка задумалась и нахмурилась.
— Зигзагообразно?
— Да.
Матка сосредоточилась.
— Ты можешь определить источник преломления?
В темной части пространства побежали изображения физических объектов: группы имаго, горные пустоты, гроты, глубже под землю… Сигнал свидетельствовал о массе паразитарного камня не вполне понятной формы, но очевидно колоссальных размеров, — подобных циклопических объемов особь прежде невозможно было и вообразить. И все же, чем настойчивее она направляла сигнал в область преломления, тем сильнее он дробился, словно во множестве осколков разбитого зеркала, и, отражаясь, возвращался обратно. Матка покачала головой.
— Посмотри в зеркало и вели ему показать то, что ты не видишь, — потребовал Тасманов.
— Но с чего ты взял, что это поможет? — удивилась Матка.
— Попробуй, — повторил Тасманов.
Матка подошла к зеркалу и, заглянув в темно-зеленую глубину, спросила о том, чего не понимала.
В то же мгновение ее отражение исчезло, и из зеркала на нее взглянула исполинских размеров тварь, казавшаяся кошмарным двойником Матки. На длинных, тонких, как у богомола, ногах, приплясывающих в медленном и бессмысленном, как сон, танце, протягиваясь от стены к стене безразмерного подземного грота, громоздилась набухшая, как почка размером с дом, туша с огромными, усеянными острыми зубьями клешнями, увенчанная изящной женской фигурой. Верхняя половина тела чудовища в точности повторяла облик первичной особи: тонкая талия, полная грудь, золотые волосы и каменные глаза.
Матка, вскрикнув, закрыла руками лицо и упала в кресло.
— Что это? — угрожающим тоном спросил Тасманов.
— Я не знаю, — пролепетала она, отворачиваясь.
— Ты мне врешь. Я чувствую, что ты догадалась.
Тасманов подождал.
— Ну?..
— Я не помню… — неохотно начала Матка и поежилась. — Это все твои причуды! — пожаловалась она затем. — В общем… кажется… тогда, во время эксперимента. Понимаешь, я ввела зародыш, но не смогла вытащить жало. И оно оторвалось, то есть вместе с маткой. Я больше ничего не помню.
Тасманов мрачно молчал.
— Но, наверное, оно как-то мутировало и… убежало, — робко добавила Матка.
— Почему ты сразу не сказала?
— Ой, это было так неприятно, так страшно, что я сразу забыла…
— Ну кто так рассуждает при эксперименте?! "Неприятно", — передразнил он ее, — сразу надо фиксировать результат, а то потом проявится побочный эффект, и будет куда как неприятнее!
— Да перестань ты! — крикнула Матка, — я тебе не подопытное тело, знаешь, как больно было, тебе отчет написать на двадцати листах?
Тасманов раздраженно вздохнул.
— И что, по-твоему, это все… могло так сильно разрастись?..
Матка насупилась и примолкла.
— Выходит, что могло…
— И та особь под землей, это тоже ты?..
Матка неохотно кивнула.
— Та я, которая здесь, это… я, а та, другая я, это матка.
Объяснение выстраивалось в систему. Хотя оставался вопрос о соотношении функций различных ипостасей Матки, можно было предположить, что со временем взаимодействие устроится.
— Ладно, — задумчиво заключил Тасманов. — Давай все-таки попытаемся ответить на твой первоначальный остроумный вопрос: что случилось. Не хныкать! — одернул он нетерпеливо вздохнувшую Матку. — Значит, мы находимся в каком-то нематериальном, четвертом измерении.
— Причем это измерение и есть ты, благодаря чему здесь можно делать все, что угодно!
— Ну, насчет "что угодно" — не обольщайся… Дальше. Матка оторвалась, разрослась и убежала. Или наоборот: убежала и разрослась… Неважно. Лучшая часть тебя перешла сюда…
— Ну, насчет "лучшей" — это ты погорячился…
— Причем в целом восприятие роя, физической материи и людей у тебя не нарушено.
— А ты теперь воспринимаешь человеческий мир через меня.
— Да.
— Твое физическое тело вместе с человеческими чувствами распалось при эксперименте.
— Его больше не существует, — подтвердил Тасманов. — Остается последний вопрос. Где зародыш?
Тасманову хотелось думать, что эмбрион погиб вместе с его физической оболочкой, — могло же ведь и такое случиться. Но вместо удобного объяснения у него возник вопрос на другую тему.
— Ты мне можешь объяснить, что это за плач все время слышен?..
6. Заповедная Высота
Из книги Чероны-Бели "Открытие памяти":
Я родилась на Заповедной Высоте. Родители нашли меня в комнате, которая возникла там вместе со мной и которую я, пока оставалась на Заповедной Высоте, впоследствии почти не покидала. Это был крошечный пятачок пространства, похожий на кукольный домик — мебель, пухлая, как самовар, и розовые занавески на окнах, выходивших в абсолютную пустоту; видимо, таковы оказались представления отца о подходящей детской. Поскольку я постоянно находилась под воздействием внушения, долгое время я не осознавала, что в отличие от Матки и Заповедной Высоты обладаю физическим телом, и не задумывалась о возможности освободиться из четвертого измерения, спустившись в трехмерный мир.
Первое, что, должно быть, следует сказать о моей жизни, — о привычной остальным людям конфигурации пространства, соответствующих свойствах материи и психики я и не подозревала. О предыдущих занятиях моих родителей — человеческой биографии отца, исходной форме Матки и первоначальной структуре роя я тоже не имела ни малейшего представления и считала само собой разумеющимся, единственно возможным тот порядок, который установился не ранее как с моим рождением. Поэтому, хотя мне остается только догадываться о деталях эксперимента, приведшего к расколу мерности пространства, раздвоению Матки и разным другим причудливым эффектам, я могу предоставить самые подробные сведения о монструозной реальности, которая образовалась в результате.
