В кольце лап дракона вырос тонкий ствол. Поднимаясь, он выпускал золотые ветви. Зарождались почки, вырастали в золотые листья. Развёртывали лепестки цветы. И вот на веточке повисли, качаясь тихо два — только два! — золотых яблочка!
Ладон раскрыл свои многоцветные глаза и медленно поднялся, глядя сверху на пришельца.
— Бери. — сказал дракон.
Лён протянул руку и коснулся яблока. Птицы закрыли головы крыльями.
— А что будет? — встревожился вдруг он.
— Это последние два яблока. — ответил Ладон. — Сада Гесперид больше не будет. Нигде.
— Он уйдёт из памяти людей. — произнесла Аглая. И перья её потускнели. Теперь это была серая птица.
— Бери, Лён. — сказала Эрифия. — А то у Семикармана не будет хорошей погоды в королевстве.
Её крылья утратили багряное сияние. Она стала рыжей.
— Я должен взять. — беспомощно ответил Лён. — Иначе маг не отдаст мне камень.
— Конечно. — отозвалась Гесперия. И стала старухой.
Он опустил руку. Убить сад Гесперид, чтобы у Семикармана был снова парк? Маг-стяжатель будет вкусно кушать под яблоньками. Будет цветочки нюхать. Свою птичку посадит у фонтана. Та будет хвостиком вилять и песенки распевать.
— Я найду способ достать аквамарин.
Лён резко повернулся и, чтобы не передумать, бросился бегом по тропинке назад. У самого источника он обернулся. Три прекрасных девы стояли у яблони. За ними пышно цвёл великолепный сад. Прямо на глазах вырастали, оперялись листвой и покрывались цветами и плодами кусты, деревья и лианы. Лён засмеялся. Теперь он точно знал, что не ошибся.
Что бы взять на память? На земле лежали три лёгких пёрышка — багряное, золотое и синее.
* * *
— Хватит с него и вот этих!
Он достал из кармана два ватных шарика, обёрнутых золотой фольгой. Это те мультяшные яблоки, за которые "деньги плочены".
Лён вышел из опустевшей пещеры. Со дна старого, треснувшего котла достал старухину трубку.
— Я полечу на Сияре. — сказал он Пафу. — А ты воспользуйся переходником.
Очень скоро оба оказались перед воротами в королевство Семикармана.
— Сейчас проверим, где вы это взяли. — произнёс недоверчивый маг-стяжатель. — А то, может, сели под кустом, да сами всё это и сделали.
Лён помрачнел. Так и думал! Обман не прошёл!
— Пожалуй-ка сюда, к волшебному ящику. — пригласил его Семикарман.
Делать было нечего, пришлось повиноваться. Незадачливый герой встал перед застеклённым ящиком, словно перед рентгеновским аппаратом.
— Вы, любезный, суньте туда головку, а мы сядем и посмотрим, где вы побывали.
Сам хозяин уселся со своим гостем перед ящиком, как перед настоящим телевизором.
— Моё личное изобретение. — объявил маг во всеуслышание. Раздались хлопки в ладоши. Посмотреть на зрелище сбежалась вся прислуга.
Ты нам, ящичек, скажи.
Да всю правду покажи.
Где герой сей побывал.
И где яблочки достал.
Так обратился маг к своему рентгену. Тут же из ящичка донёсся голос Гермеса. Он предлагал туристические услуги. Потом заголосили Геспериды со своими бас-гитарами. Потом Геракл рекламировал свои яблочки. Все слушали в восторге.
— Чего концерт недосмотрел? — с сожалением обратился к Лёну Семикарман.
Он выключил прибор сразу же после того, как Лён купил яблоки. и потому дальнейшего не видел.
— Бери свой аквамарин. — недовольно разрешил он.
— А нельзя ли нам получить и учебник математики? — спросил волк. — А то Лёну на уроке нагорело. Двойку вляпали и в дневник записали. А то потом его маме ещё придётся деньги платить за новый.
Семикарман расхохотался. Всё так же смеясь, он велел найти и принести учебник.
— Идите, математики! Спасайте скорее принцессу! А то в дневник запишут!
* * *
— Вперед, аквамарин! Веди нас прямо к Натинке! — воскликнул Лён и талисман вспыхнул, словно лишь того и ждал!
Перед глазами, развернулось, словно реальность, видение. Диковинные горы, утопающие в прозрачной лиловой дымке. Поросшие седыми, мрачными елями склоны. Земля понеслась навстречу, мелькали и исчезали голые холмы. Выплыла широкая дорога, растоптанная и разъеженная. Видение устремилось к тусклому горизонту, потом замедлилось и вырос перед глазами смотрящих на выпуклом, словно брюхо великана, холме остробашенный замок. Притаился, словно барс перед прыжком. Нет ни искры в высоких бойницах. Не реют флаги на стенах. Тёмная вода кольцом охватывает холм, металлом отражая враждебно низко нависшее безсолнечное небо.
— Нас видят. — дрогнувшим голосом сказал Пафнутий. — Я это чувствую.
От его голоса видение исчезло. Друзья переглянулись.
— Теперь мы знаем — где. Теперь мы знаем — кто. Вперёд, Сияр!
Но конь не двинулся.
— Мне нет пути в Сидмур. — сказал он. — Владения Лембистора не принадлежат миру Селембрис. Там нет луны.
Лён изумился. Лунный жеребец умеет говорить! Он сошёл с коня и погладил его шею.
— Как жаль, Сияр! Как жаль с тобой прощаться.
— Мы встретимся. — ответил тот и растаял в сумраке.
Более не говоря ни слова, Лён сел на лохматого серого скакуна. Верхом на друге! Надо же такому быть!
— Держись, ёжик! — засмеялся Паф. Тоже улыбаясь, Лён дунул в трубку, представляя себе то зрелище, что только что исчезло от их глаз.
* * *
Против ожидания, они не попали к замку на холме. Трубка забросила товарищей в пустынную узкую долину меж двух высоких гор. Позади возвышались два столба, сложенные из грубо обработанного камня. Четырёхугольные в основании, они слегка сужались наверху. И были единственной светлой деталью в обозримом пространстве.
Крутые склоны гор сплошь покрыты елями. Синевато-седой цвет хвои и такой же мёртвый цвет травы придавал пейзажу сюрреалистичный вид. Солнца не было. Небо молча кипело густыми клубами туч. Только оно и было тут подвижным. И даже ветер не дул. Казалось странным, что хватало воздуха. Из этого страшного места должно бежать всё, что может жить и дышать.
Словно в опровержение этим мыслям откуда-то издалека донёсся неясный шум. Словно множество народа двигалось по безжизненной долине. Слышался неясный лязг металла. Но, высокие, крутые склоны впитывали звук, гасили его среди надменно-безразличных елей.
Из осторожности Лён и Паф забрались повыше в горку и спрятались среди молчаливого густого леса. Из-за седых ветвей они смотрели на дно долины и ждали, что появится перед глаза. От елей стлался тяжёлый, тягучий, густой смолистый запах. На серой, словно пеплом посыпанной земле, не росло ни одной травинки.
