Замешательство было секундным, после чего я сделал то, что уже выручало не раз. Поздоровался. Классическое "здрасьте" прозвучало очень даже к месту. По крайней мере, точно ничего не испортило, поскольку только тишина была мне ответом. Дурацкое чувство неуверенности в собственном здравомыслии. Стою в темноте, в заведомо, очевидно пустом доме, и по прихоти какого-то глюка здороваюсь со стенами. Кто сказал, что мне не почудилось? Кто сказал, что мне вообще не пора в палату для терзающихся судьбами мира?
Тишина, тьма, неуверенность в рассудке и острое чувство опасности. И это на фоне ужасов, услышанных мной о жилищах Алифи накануне. На всякий случай прижался к стене. Выставил ножик, потому как иного оружия я с собой не захватил. Не сформировалось еще такой привычки, даже на легкую прогулку ходить в доспехах и с копьем.
- А мы к вам с визитом, в домиках расположились, Рорка вот бьем помаленьку, - меня понесло, как уносило уже не раз до этого. - Слушайте, а что вы это тут одни? Пошли к нам, у нас и спирт есть. Песни споем, танцы станцуем. Мы слегка устали, но на радостях, почему б и не станцевать? Вы что предпочитаете? Только не вальс. И не танго. Я с мужчинами не танцую.
Монолог не прерывался, я нес полную ахинею, но чувствовал, что смерть близко. Кто-то смотрел в мои глаза. Так с интересом рассматривают незнакомую букашку, прежде, чем раздавить ее башмаком. Воображение рисовало картины, одна страшнее другой. В каждой из них меня резали, убивали, расчленяли и свежевали. Ножик показался слабой защитой, и я вообще засунул его за пояс. Бесстрашие? Беспомощность? Глупость?
Я смотрел во тьму, судорожно пытаясь увидеть угрозу, и не видел ничего. Образ. Мне нужно видеть.
- Слушайте, я все понимаю, но свет включить нельзя? А то темновато тут у вас, - слова, просто слова, произносимые без надежды что-либо изменить. Убедить себя, что все происходящее не более чем бред, не получалось.
В минуты стресса, под давлением страха, ответственности, захлестываемый адреналином, человек либо киснет, либо, наоборот, собирается. И это необратимый процесс. Если скис, все равно как, побежав, как заяц, или замерев, как мышь - все пропало. Без шансов. Если собрался - был заяц, стал лев. И подходить к такому страшно. У меня студенты так на экзаменах. Задашь одному вопрос, самый простой, так сказать для сугреву, а у того паника, переходящая во всеобщую амнезию. И все. Дальше с одинаковым успехом можно интересоваться хоть идеями Гегеля, хоть теорией относительности, хоть фамилией самого студента - одинаковый бессмысленный взгляд пустых глаз. Паника убивает память и готовность бороться. Есть и другие. У таких спросишь, и они вспомнят. То, что знают хорошо. То, что знают плохо. То, что вообще не знают. И даже то, чего вообще ни разу в глаза не видели и слыхом не слышали. И даже если вспомнят неправильно, все равно, два ставишь и восхищаешься.
Я нащупал опрокинутое кресло, с трудом одной рукой поставил обратно и сел, заложив ногу за ногу.
- Можно я сяду? - тот факт, что я сначала сел, а потом поинтересовался, уже был не в силах меня смутить. - Вы тоже присаживайтесь, а то мне даже неудобно.
Температура явственно понизилась. Словно в гипермаркете к витринам с мороженым мясом подошел. Стало не только темно и страшно, но еще и жутко холодно. Я передернул плечами и по наитию выбросил правую руку вперед, схватив что-то, тянувшееся ко мне.
Холод. Жуткий. Обжигающий. Рука взорвалась болью, словно пригоршню жидкого азота зачерпнул. Ни разу не пробовал, но должно быть ощущения похожие. Разжать пальцы не получилось...
Земля горела. Рорка прорвались за частокол и уже открывали ворота. Остались мгновения, и кипящая волна врагов захлестнет легкую преграду в лице трех оставшихся в живых Алифи и нескольких людей, задержавшихся с ними рядом. Что удержало последних? Храбрость, немыслимая для их племени? Страх, сковавший движения? Все они достойны только презрения и не имеет смысла тратить последние секунды жизни на мысли о них. Люди бежали, и даже присутствие Высших не могло их остановить. Ничего, справедливость есть, и они тоже умрут. Город окружен и обречен. Но умирать можно по-разному. Алифи оскалился и рывком натянул тетиву.
Тяжелая стрела, выпущенная из боевого лука, прошила двоих Рорка. Ни один из людей не смог бы даже наполовину натянуть тетиву этого страшного оружия, но время луков вышло, и Алифи без сожаления бросил лук под ноги. Немыслимое, невообразимое кощунство. Но cвет все видит, а других свидетелей не будет. Некому и некого будет укорять. Алифи сделал шаг к двоим собратьям, и они встали неправильным треугольником. Он в центре и двое оставшихся живыми Карающих по краям.
Здание за спиной рухнуло, расплескав огонь по земле и подняв тучу камней, пыли и пепла. Еще один штрих к картине конца света. Издав гортанный выдох, Виллар закрутил мельницу. Боевой меч не предназначен для таких цирковых упражнений, он достаточно тяжел, да и смещенный центр тяжести требовал повышенного внимания и концентрации. Но времени, чтобы устать у Алифи не было. И сомнений не было тоже. Первого противника он не стал убивать сам, лишь уклонился от выпада и резким движением руки оттолкнул его влево, где уже падал длинный узкий меч Карающего. Сейчас не время делить жертвы и считать головы. Второй Рорка удостоился единственного броска руки, и меч, верный друг и соратник, деливший все радости и печали, отправил душу Темного в объятия бездны.
Следующими оказались двое Рорка с кривыми саблями и страстным желанием рассчитаться. Его меч был длиннее, крепче, благороднее. Вращательное движение, развернувшее оружие первого, перешло в блок, остановивший выпад второго, и закончилось кистевым ударом, оборвавшего все желания одного из нападавших. Второй был быстр, и закончить все одним движением не получилось. Мгновенная атака, расстелившегося у земли Рорка едва не привела его к успеху, но Алифи был слишком опытен. Прыжок вверх и вперед, и колено вбивает переносицу врага в мозг, обрывая никчемную жизнь. И сразу шаг назад. Алифи с детства учатся биться в малых группах и чувствовать плечо друга. И новый противник, на этот раз сотник, в отличных доспехах, с большим кривым мечом и такими же кривыми ногами и зубами. Несмотря на явную привычку фехтовать верхом на лошади, это был опасный воин. И оружие было под стать, загнутый меч, расширяющийся в верхней части. Тяжелый клинок, подходящий больше для нанесения мощных рубящих ударов и отрубания голов на скаку, чем для показательных уроков фехтования. Алифи был более быстрым, более умелым и держал существенно более легкое оружие, основным преимуществом которого была скорость. Серия быстрых коротких кистевых ударов вынудила сотника сделать шаг назад, и Виллар получил мгновение для передышки. Вовремя. Слева вынырнул очередной Рорка, но в этот раз Алифи не стал отступать или уклоняться. Центр тяжести, сброшенный влево, быстрый разворот вокруг левой ноги, позволивший выбрать дистанцию. Уведя в сторону меч противника, Виллар вонзил стилет, зажатый в левой руке в незащищенное горло провалившегося вперед врага, и снова сделал шаг назад.
