Эл нашла, что разум одного такого существа превосходит смертного. Чтобы понять, не дурно бы стать им. Затея сама по себе вероятная. А что если Монту так делал?
Оказалось, что странник вызвал у этих животных симпатию, особенно беззаботный и искренний Монту первых дней, вот они и тянулись к нему, поскольку его предшественник мог принять их вид и общался с удовольствием, они приняли Монту за своего. Эта новость ее на столько захватила, что рассудок перестал чинить препятствия.
Ее новый товарищ пришел в восторг, чуть не зашиб своими лапищами, в ответ получил мощную оплеуху ее лапой и был не зло укушен. Эта возня не имела ничего общего с играми в водопаде. По округе разносился рев. Укусив противника за заднюю лапу, удалось его усмирить. Потом началась гонка. Опробовать себя на болоте было острым желание. Без страха увязнуть, не картинка же в воображении, они ухнули вдвоем в густую жижу. А потом действительно тело вспомнило принцип движения и понеслось с нужной скоростью, лапы сами находили опору. Гора приближалась, была уже близко.
Опасность! Ее спутник мелькнул мимо, зацепив ее за холку, и они пропали с болота. Было видно, как напоследок тело горского катера мелькнуло вдали. Они снова были в лесу, далеко от болота в том месте, где лес выходил близко к озеру.
Где-то рядом охотник крался за добычей. Желание его пугнуть было превыше чувства образовавшейся дружбы. При том было совершенно ясно, чего он может опасаться, какая форма его напугает до смерти. Вот в этом виде на него она и вышла из-за огромного ствола дерева. Старик, страх которому, по ее понятиям был давно не ведом, рухнул без чувств. Ее поступок вызвал явное неодобрение у ее нового товарища.
Презрительное "фыф" оказывается имело массу интонаций и значений. Тут оно было выдохнуто в смысле: "Последний ты недоумок и мерзавец, он твой друг". На этом ее товарищ растаял в воздухе, а она, вынырнув из странной пелены ощущений, очнулась в тот момент, когда трясла старика за плечи, приводя его в чувства. Руки с привычной ясностью ощущений щупали тело, искали в складках одежды зоны на груди, куда надавить, чтобы очнулся. Однако, потребовалось много времени, чтобы охотник пришел в себя.
Она поняла, что он вернулся, по изменившемуся дыханию. Он открыл глаза, потом хватал воздух, не мог говорить, махал руками. Потом принялся себя ощупывать, ему пришлось помогать сесть. Он смог говорить не сразу, схватил ее за скулы и держал. Ей стало казаться, что он догадался о том, что напугала его она, но нет, он выдавил слабое.
- Зверь. Я видел.
Она едва не извинилась, за злую выходку, слова чуть не сорвались с языка, но она успела пресечь привычку Монту говорить, что он думает и немедленно сообщать о намерениях и действиях. Она сидела рядом, пока он приходил в себя. Охотник ничего не говорил. Лишь потом с беспокойством спросил:
- Где твое оружие?
- Спрятано.
- Достань. Он здесь.
За этим их и застал один из горцев-арбитров.
- А ну вставайте оба, - грозно сказал он.
У охотника был обреченный вид, он итак был не в себе от встречи, поэтому беспомощно, уцепился за колено встающей девушки, стараясь остановить ее.
- Что это с ним? Что он вцепился в тебя? - спросил горец.
- Утверждает, что видел зверя.
- Что-то и верно твориться, но рев был в другой стороне. Так это он так орал? Я на вопль примчался, - согласился горец.
Он жестко и бесцеремонно хлопнул ее по плечу.
- А ты как, зверя видел? - И он захохотал.
- Нет, - ответила она.
Она увидела на серой куртке знаки отличия, вспомнила уже освоенный трюк с ботинками, а после преображения в зверя, внушить что-то такое и труда не составит. В ответ она с таким же нахальством стукнула в горца ответ, заметив на своем рукаве такую же эмблему и цепочку знаков, как у него.
- Топай в лагерь. Брось его. Сегодня, хвала владыке, уже поставили все зеркала, - сказал солдат.
Он не стал ждать, пошел. Обернувшись к охотнику, она встретила отрицательный взгляд, он давал понять, что помогать ему означало выдать себя. Она пошла за горцем, прислушиваясь к шагам ковылявшего за ними на расстоянии охотника.
В лагере к ее появлению отнеслись спокойно. Их стало больше. Из разговоров понятно, что они ставили устройства, которые были искусственными дверями. А "зеркалами" называли то, что искажало и меняло направления проходов. Теперь ясно, почему с утра с ее перемещениями творилась неразбериха. Эта новость взбудоражила ее на столько, что она вызвалась бы охранять то самое место, где была дверь или зеркало. Однако, никаких караулов не предусматривалось, в ночи они заговорили о разных бытовых делах, о том, о чем болтают солдаты всех времен и народов. Они составляли маленькие компании по три-четыре. Она осталась на ночь одна, решила удалиться от лагеря, ей без надзора удалось уйти подальше и поспать. По утру ее никто не искал и не звал, по причине, что имени никто не спрашивал.
До полудня она слонялась по лагерю, на нее реагировали, как на свою. Она видела двух пилотов, которые терпели издевательства за свой полет к горе. Наибольшие насмешки вызывало состояние их побитого катера с дырой в борту. Ее они не помнили.
Охотник сидел под деревом один, пресекал попытки подойти к нему. На охоту он не ушел. К нему относились, как к пустому месту. О звере никто его не спрашивал.
Ближе к вечеру ее в числе четверых горцев отправили к горе. Этот поход был проверкой окрестностей. Они проверяли, нет ли где-нибудь несанкционированных проходов. Она поняла, что ждут основные силы, что проблем с перемещениями у них нет, даже у простого солдата, а пространство вокруг горы не охраняли, это горцев охраняли от пространства. Они верили, что если оказаться, в так называемой, опасной близости от горы, то можно погибнуть. Ей не следовало спрашивать, чем занимаются арбитры, но узнать бы не мешало. Пока их манипуляции Эл были не понятны. Единственная аналогия, какую она подметила - это знакомый ей ритуал хождения, который в будущем превратился в ничего не означающую церемонию, традицию. Называлось это "тропа воина" и использовалась при посвящении в солдаты новичков. Их маршрут вокруг горы был точной копией того ритуала. Видно отголоски этой войны остались в традициях этих разумных дикарей спустя века.
Этот обход открыл ей тайну, которая навеяла грустные мысли. Эл догадалась, что когда-то это место станет частью столицы четвертого мира, где жила самая развитая часть цивилизации, предшественниками которой были эти разумные с виду, но в повадках и жестокости отношений дикие существа. Она поняла, почему охотник питал к ним неприязнь, а зверь считал опасными. Худшим из открытий она сочла то, что это место в итоге достанется им и будет превращено в средоточие силы и императорской власти. Значит, присутствие тут силы, которой она не ощущала, имело место быть.
