- Что у вас тут стряслось, Гнат Гнатыч?
- Что ж… так тоже неплохо. – давя в душе разочарование, пробормотал отец. – Сразу сможем по следам пойти. Подымайтесь наверх, Зиновий Федорович! – покричал он из окна.
Послышалось звяканье шпор и доски зала закряхтели под шагами.
- Надо же, беда какая – неужто пропали? Оба? – донеслись из-за двери голоса, исправник шагнул в кабинет, лицо его жалостливо морщилось. – А я еще думал: везти, не везти… а тут такое! Я, ваше высокоблагородие, в степи человека встретил. – пояснил он. – Вроде как до вас прорывался. С запиской! Не иначе как про паныча Дмитрия. – и подтолкнул вперед прячущегося у него за спиной человека.
Тот шагнул в кабинет, переваливаясь, будто у него плохо гнулись ноги. Выглядел он странно: блуза-косоворотка, вроде той, что носил Ингвар, сильно измарана землей, на темных шароварах еще более темные пятна. Но лицо пришельца было совершенно невозмутимо, а в руках он сжимал небольшой бумажный сверток.
- С кем имею… - вопросительно начал Аркадий Валерьянович.
- Господин маркшейдер? Вы? – изумленно воскликнул Штольц и шагнул вперед. – Господа, это тот самый маркшейдер, из Земельного комитета, что отыскал для меня глину под кирпичный завод в нашем имении… - и явно не удержавшись, саркастически закончил. – Которой после не оказалось!
Лицо пришельца не дрогнуло, оставаясь все таким же неподвижным и невозмутимым. Он даже не глянул на Штольца, продолжая неотрывно смотреть на Меркулова-старшего – и медленно и равномерно моргать, широко раскрывая и прижмуривая глаза, точно разбуженная среди дня сова.
- Но где же вы были? – продолжал Свенельд Карлович. - Что ж вы никого не предупредили: мне про вас письмо из Екатеринослава пришло, они не знают, куда вы подевались, беспокоятся даже.
- У вас для меня известие? – вмешался Митин отец… и протянул руку за запиской.
Пришелец дрогнул. Шагнул навстречу – туф-тух! – грузно и неуклюже переступая по скрипучему дощатому полу. Его рука стала медленно подниматься, протягивая отцу записку…
Аркадий Валерьянович стремительно и мягко скользнул в сторону. Метнулся к стене… и рванул висящую там секиру! Хряпсь! Удерживающие ее крепления хрустнули, нижнее отлетело прочь – с разлета ударив заглядывающего в дверь исправника в грудь. Мгновенным движением перенимая секиру в боевой хват, отец развернулся… И лопастью винта дирижабля, секира взвилась в воздух…
Исправник заорал. Свенельд Карлович кувыркнулся через стол.
Секира описала сверкающую дугу и… врезалась пришельцу в шею.
Крак! Словно срезанный ножом колос, голова слетела с плеч… и ляпнулась на стол среди деловых бумаг Штольца.
Перед укрывшимся за дубовой столешницей хозяином очутилось бледное и неподвижное лицо… Глаза закрылись… и открылись снова! Срубленная голова продолжала моргать!
Оставшееся без головы тело стояло посреди кабинета. Срез позвоночника белым изломом торчал меж потемневшим мясом и трубками сосудов… из которых не выкатилось ни единой капли крови. Сверток вывалился из пальцев… упал на ковер… а безголовое тело стремительно кинулось к отцу и ледяные пальцы потянулись к горлу.
Меркулов-старший взмахнул секирой… Вжжжих! Лезвие крутанулось в воздухе – и начисто снесло протянутую руку нава. Вжжжих! Обратным ходом секира смахнула вторую… тут же отец выронил оружие из рук, и точно обезумев, кинулся в объятья мертвеца.
Они застыли на краткий миг, грудь в грудь, плотно прижавшись друг к другу… Мертвец пыхнул черной пылью… и рухнул на спину, задрав к потолку обрубки рук. От удара витрина со скифскими драгоценностями тонко и жалобно задребезжала. Лежащая на столе голова медленно закрыла глаза… и больше их не открыла. На враз заострившемся лице начали проступать темные трупные пятна.
Меркулов наклонился… и выдернул торчащий в груди мертвяка нож. Льдисто сверкнуло посеребренное лезвие.
- О дает барин! – выдохнули из коридора, где столпились стражники.
- Да как же это… Да что же это… - застывший в дверях – не обойти! - исправник шагнул внутрь – и уставился на Меркулова почти безумным, стылым взглядом. – Вы что же… убили его, ваше высокоблагородие?
- Удивляете вы меня, Зиновий Федорович! До исправника дослужились, а давность трупа определить не можете. Убили этого несчастного две, может, даже три недели назад… - хмыкнул отец, протирая платком клинок и возвращая его в ножны под рукавом. Подхватил с пола секиру… - Прошу прощения, Свенельд Карлович, что воспользовался вашим оружием. Только крайняя нужда могут служить мне извинением. – он коротко поклонился и протянул секиру как положено, на обеих ладонях, хозяину. – Отличное оружие, господин Штольц. Только посоветовал бы вам нанести на лезвия серебренное напыление. Пригодится, особенно в ваших тихих местах… я бы даже сказал – покойных! – он иронически покосился на все еще не пришедшего в себя исправника.
- Так… Оно ж всегда… Пока ваше высокоблагородие не приехали-с… тихо была, да… - тот развел руками.
Отец одарил его мрачным взглядом, явно пытаясь понять: последнее высказывание – растерянность или дерзость? Но исправник только ошеломленно смотрел на неподвижное тело.
- Благодарю… Какие извинения, что вы… - прижимая к себе секиру, как ребенка, откликнулся Штольц, и вдруг вскинулся, точно разбуженный. - Две-три недели, говорите? Помните, я на обеде у Шабельсикх рассказывал: глину у нас в имении он нашел, я кирпичный завод ставить хотел, а оказалось, глины-то и нет!
- Припоминаю… - кивнул отец.
- Так вот этот господин и нашел! Я еще письмо отослал, с претензией – и как раз недели три назад. Могу и точно сказать… только тут всё в голове… то есть… если позволите голову с моих документов прибрать, скажу точно. - Штольц сбился и засмущался, будто просил о чем-то крайне неприличном.
- Убирайте, конечно, все равно тело похоронить надо… и голову тоже. - задумчиво кивнул отец. – Вы написали. А этот бедолага, выходит, отписываться не стал, а сам приехал. А здесь его встретили… кто-то… или что-то… Так что думаю, глина в вашем имении все же имеется.
- Не из-за глины же его убили? – вскинулся Свенельд Карлович.
- Так убили все ж таки? – подхватил исправник.
- Осмотрим – узнаем. – хмыкнул отец. – Сейчас нужно найти детей.
- Да! Так чего он принес-то! – видно, во всей нынешней круговерти Зиновий Федорович наконец нашел нечто простое и понятное, за что можно уцепиться, и кинулся к валяющемуся на полу свертку. Дернул за бумажный край… на ковер выпал изодранный в клочья Митин шейный платок. Исправник замер, став еще потерянней. – Извините, ваше высокоблагородие… не хотел читать первым… - повернулся он к отцу, протягивая листок бумаги.
- Что ж вы нервничаете так? – отец досадливым жестом выдернул бумагу у него из рук, расправил рывком, и после краткой паузы, протянул. – Однако же…
- Что там? – вскинулся Свенельд Карлович.
- Тут сказано… - отец начал медленно складывать записку. – Чтоб я следовал за этим мертвяком… - он кивнул на тело. – Если хочу найти сына. – и он нагнулся, поднимая с ковра Митин изодранный шейный платок. И скомкал его в кулаке.
- Шо, так и казалы – за мертвяком идтить? Ну, зовсим знахабнилы. – прогудел из коридора Гнат Гнатыч.
- Сказано, «за подателем сего». – криво усмехнулся отец. – Занятно, что нет требования не сообщать в полицию.
- Наверняка знают, что вы и есть полиция. – пробормотал старший Штольц. – Как же мы теперь, Аркадий Валерьянович? – он все еще нянчил секиру, растерянно поглядывая то на Меркулова, то на мертвое тело. – Он-то нас уж точно до места не проведет.
- Кто вам сказал, любезный Свенельд Карлович, что он бы нас довел до места? Во всяком случае, до места, нужного нам? – усмехнулся отец. – Мы с вами пойдем вовсе не туда! – закончил он, вынимая из кармана другой листок, взятый в Митиной комнате.
Глава 41. Злодеи и сообщники
Митя шумно выдохнул. Руки, цепляющиеся за решетку на окне, мелко дрожали. Мощные, сбитые чуть ли не из цельных стволов ворота дома-крепости с грохотом захлопнулись, тяжеленный засов ухнул в пазы, но Митя лишь засмеялся – отрывисто и нервно, отпуская скопившийся внутри страх. Что эти ворота для двух паро-ботов?
