— Ригер! Что делать?!
— Веревку.
— В каком смысле… Зачем веревку?!
— Глубина большая, а ты меня не вытащишь.
— А ты меня? Я же легче…
Спорили не слишком долго. В рюкзаках у нас лежала «цивильная одежда». Выбор был такой: или возвращаться на кордон и резать на веревки белье, но это — время. А волчата уже очень долго без еды и, главное — воды. Или воспользоваться цивильной одеждой и вернутся в Тронг в лесном. Надеюсь, что гостей в замке не будет. Высокородная в брюках — ну, так себе идея. Брюки для тепла женщины носили только в стране Гомиро тер Ванга. Здесь таких вольностей в одежде не допускали.
Сперва Ригер обошел по периметру яму, сильно топая по краям. В одном месте в яму рухнул еще несколько кусков земли. Вот там то он и встал, уперев ноги в землю и слегка отклонившись назад. Меня он держал за свои сменные брюки, привязанные одной штаниной мне на поясе. Пришлось выдохнуть и затянуть потуже, на два узла. Спустилась я сравнительно легко, цепляясь руками за торчащий из земли толстый корень. Хорошо, что догадалась завязать лицо своей рубахой!
— Стоишь?!
— Да!
— Главное — аккуратней, там могут быть еще колья. Смотри, куда ногу ставишь…
Ригер лежа нависал над ямой с пустым рюкзаком в руке. Туда я и сложила волчат, стараясь реже дышать. Тот, что лежал неподвижно, даже не обратил внимания на меня. Тот, что скулил — очень вяло попытался огрызнуться. Маленький боец!
Из ямы Ригер выдернул меня быстро, но вырвало меня под ближайшим кустом…
Тонкое льняное платье пошло на то, чтобы порвать его на тряпки, смочить водой из поясной фляги и протереть лицо и руки. Еще пара глотков и мне стало легче…
Воду Ригер набрал в горсть, а я аккуратно поднесла замотанного в рубаху волчонка. Окунула в воду палец и слегка мазнула его по носу. Он был слепой. Ну, точнее, глаза просто были покрыты гнойной коркой. Он был грязен и вонюч, но жив и даже вяло пытался брыкаться. Сквозь ткань рубахи я чувствовало маленькое горячее тельце, прощупывались тонкие ребрышки и ощущалось часто стучащее сердечко… Малыш начал неуверенно тыкаться носом в ладонь, потом жадно лакать… Он был приметный — с белым пятном-галстуком на груди.
У меня слезы наворачивались на глазах, когда я думала, сколько они там мучались… Второй щенок был значительно более вял, напоить его почти не получилось, хотя я макала палец в воду и смачивала ему нос… Наконец Ригер взял его в руки, открыл маленькую зубастую пасть и, набрав в рот воды, тонкой струйкой начал лить ему на язык. Очевидно, сколько-то воды он все же выпил и через несколько минут медленно и неуклюже попытался лакать сам…
В рюкзаке у нас был тканевый сверток с хлебом и половиной жареной птицы — утренняя добыча мужа. Несколько тонких полосок мяса, которые я растрепала на волокна. Волчонок «с галстуком» ел, хоть и медленно, но жадно, давясь, пытаясь хватать «добычу». Просто ему было трудно двигаться, он был очень ослаблен. Второй от еды отказался. Покормить его так и не получилось, когда я вкладывала мясо в маленькую пасть, он даже не пытался жевать или глотать…
— Думаю, ему нужно молоко, Калина.
— Тогда пошли, дома я попытаюсь покормить его молоком.
Волчат мы разложили по рюкзакам и я чувствовала сквозь грубую ткань, как слабо потолкавшись он улегся на дно. К полудню мы вышли к ожидавшей нас коляске с дремлющим в тени Ришем. Пока он запрягал коней, мы проверили волчат. Тот, которого нес Ригер был мертв. Волчонок в моем рюкзаке спал, но оживился, когда его вынули. Пока я ревела и кормила найденыша, Ригер похоронил второго под слоем мха и камней…
Много мяса давать я ему боялась, все же это лесной зверь, а птица жаренная, но радовало то, что пил он очень жадно. А я думала о том, что делать дальше. Сможем ли мы выходить его? Сможет ли он сам есть? Или желудок малыша не справится с непривычной пищей?
В дороге мы делали небольшие остановки каждые пару часов. Я поила найденыша, который оказался мальчиком, давала еще несколько волокон птицы. Была просто счастлива, когда почувствовала расплывающуюся по свертку горячую влагу. Он обмочил мою сорочку, значит, как минимум, почки работают. Теперь главное подобрать правильное питание и у него будут шансы выжить.
Только в замке я поняла, как соскучилась по дому! И обрадованная шталь Тагина и ворчащая Ранда и робко улыбавшаяся мне Нита — это часть моего дома и мира, лучшая его часть!
Первым делом напоили щенка молоком. Лакал он очень неуклюже, похоже, что еще сосунок. Брызги летели во все стороны, но жадность, с которой он лез в миску с молоком, говорила о том, что у него есть все шансы выжить.
Большой интерес к волчонку проявил Дик. С разрешения мамы он присутствовал при купании щенка и пытался давать советы и комментировать:
— А я тоже не люблю голову мыть — всегда мыло в глаза попадает! А еще ему нужно игрушку. Шталь Крейг, я думаю, ему нужно большую кость — грызть. Все собаки любят кости…
Глаза промывали отваром травы, который посоветовала Ранда:
— Ежели нарыв или ранка — всегда им пользуюсь.
Я боялась, что щенок ослеп. Но пока суетится было рано. Все, что мы могли сделать, мы сделали. Он был выкупан и уже не пах так ужасно. У него хватило даже сил огрызаться при мытье. Назвать его я решила Найд.
В кабинете для него поставили низкую корзинку с теплой подстилкой, там он и спал после всех передряг.
Скулить он начал ночью, тихо, но очень жалобно. Ригер, чертыхаясь, сходил на кухню и погрел молока…
Наши ночные заботы только начинались. Теперь каждый вечер мы тащили в спальню, куда переехала корзина с Найдом, кружку молока и немного рубленого мяса. Мясо я измельчала лично, так как не знала, какой по размеру кусок он может съесть так, чтобы не подавится. И каждую ночь пару раз он будил нас жалобным скулежом. В конце концов мы договорились вставать по очереди. Первым вставал Ригер и кормил волчонка, второй раз, ближе к утру, вставала я. В промежутках между кормлениями он иногда скулил просто так. Я боялась, что у него что-то болит. Но даже спросить было не у кого — здесь не было ветеринарной клиники.
Малыш поправлялся, гнойные выделения из глаз исчезли, глазки оказались светло-карие, очень красивые. Он много, часто и жадно ел, оставлял по полу бесконечные лужи и кучки и, явно, чувствовал себе гораздо лучше.
Через неделю я не выдержала такой вахты и, когда он поел, просто затащила его в кровать. Из-за жары мы не пользовались одеялом, а укрывались плотными ткаными покрывалами. Положила Найда рядом с собой и, тихонько поглаживая пушистую спинку, уснула. Там мы и проспали все до утра тихо и спокойно.
Утром Ригер с раздражением рассматривал подозрительное пятно на покрывале и ругался. Потыкал Найда носом, впрочем, под мои возмущенные вопли — очень аккуратно.
На следующую ночь пятно появилось вновь…
— Калина, не дело приучать Найда спать с нами!
— Ригер, он — маленький! Ему тоскливо и страшно ночью. Волки — стайные животные. Теперь мы, ты и я — его стая. С его точки зрения мы его отвергаем и пренебрегаем им! Понимаешь?
— Понимаю! Но и просыпаться под мокрым покрывалом больше не желаю!
— Ну и спи отдельно! А я не могу бросить малыша.
Ригер мрачно посмотрел на меня и уехал в город сразу после завтрака…
Я расстроилась — мы ни разу еще не ссорились. Но вечером Ригер вернулся домой, а следом, на телеге, везли какую-то непонятную конструкцию из дерева, издалека она казалась похожей на пологую горку. Что-то вроде крыльца, но с очень низкими ступенями.
Эту штуковину еле втащили в спальню три взрослых мужика — лестница была узковата и вносить ее было очень неудобно. Её приставили к изножью кровати и Ригер начал учить Найда ходить по ней!
Да, конечно, получилось не сразу, но он был терпелив, не забывал дать кусочек мяса в награду и уже через неделю пятна исчезли с покрывала! А в углу комнаты появился лоток с песком — Ригеру надоели лужи на полу и постоянно бегающая с тряпкой Нита.
Рос Найд с потрясающей скоростью.
