Ольга Смайлер - Тростниковая птичка

— Это и я, знаешь ли, прекрасно помню. Только вот сдается мне, кое-кто рыдал не из-за внешности Сая, а потому что ему куклу с фарфоровым личиком не купили.

— И вовсе нет! — Лина в этот момент больше напоминала не молодую мать семейства, а обиженную девочку.

Мы немного помолчали: не знаю, как родные Сая, а я мучительно пыталась придумать тему для разговора.

— Соня, а можно посмотреть на твой браслет? — неожиданно попросила Лина.

Действительно, и у нее с сестрой, и у жены Сибила, и даже у Уны большие, массивные браслеты, уступающие мужским разве что в ширине, сразу бросались в глаза при знакомстве. Мой же — изящный, ажурный, легкий, обнимающий руку чуть выше локтя был большую часть времени скрыт под одеждой, и я постоянно забывала о его существовании, вспоминая только тогда, когда за него цеплялась одежда. Я принялась осторожно поднимать рукав.

— Сай сказал, что так браслеты носили жены воинов прежде, — пояснила я, чувствуя себя почему-то немного виноватой.

— Это так на него похоже, — фыркнула Лина, — он на истории и традициях просто повернутый. Хочешь порадовать — купи какой-нибудь талмуд в книжной лавке, и чем больше в нем пыли — тем более счастливым будет Сай.

— Отец, покупая нам с Терри новые штаны или обувь взамен продранной, всегда шутил, что мы, с нашими вечными драками и порчей вещей все-равно обходимся ему дешевле в содержании, чем рассудительный Сай, — отозвался Сибил, — Он же книги глотал быстрей, чем мы с отцом успевали вернуться с Ак-Тепе. А когда его забрали, отец еще долго не ходил в ту часть, где книжные ряды.

— А куда его отсюда забрали? И почему? — повернулась я к Сибилу.

— Эдвард, его отец, Сая к себе домой забрал, — с видимой неохотой ответил тот после долгой паузы, — Только ты лучше про это у Сая спроси, пусть сам расскажет.

Дальше разговор не клеился, словно воспоминание об Эдварде что-то сломало или испортило. Я увидела, как Сай, встав на одно колено, деловито завязывает шнурки маленькому племяннику, смотрела на склоненную голову мужа, на непокорные светлые пряди, падающие ему на лицо, и мысли мои принимали очень странное направление.

— Сай всегда хотел детей, — вырвалось у меня, — минимум троих.

Повисшая тишина заставила, наконец, оторваться от разглядывания собственного мужа. Сибил и Лина смотрели на меня с напряженной надеждой.

Спас меня Сай, неожиданно налетевший, как вихрь, подхвативший меня на руки и закруживший по веранде так, что я невольно рассмеялась.

— Сааай, — позвал Сибил, когда меня наконец-то перестали крутить, но еще не опустили на пол, — ты такой довольный. Вас можно поздравить?

— С чем? — удивился Сай, потом, видимо, что-то понял, потому что весело ответил, — Еще рано о чем-либо говорить. Мы вообще не думали об этом.

В голосе Сая была беззаботность и только закаменевшие плечи под моими ладонями выдавали его напряжение.

А вечером был праздничный пирог, и три десятка свечек, по числу прожитых лет, и шутливая потасовка Сая с братьями, когда те вознамерились драть его за уши. Некоторые традиции не изменяются с течением лет. Вся семья за столом, покрытым крахмальной скатертью: вазочки с джемом, блюдо со сладостями из "Дядюшки Гарифа", тонкостенный фарфоровый сервиз, шутливые дружеские подначки и перепалки, перемазанные шоколадом мордочки детей. Картинка — хоть сейчас публикуй в детской энциклопедии в разделе "семья". И мне бы радоваться — но острый взгляд Уны я ощущала почти физически.

Мы сбежали из-за стола самые первые. На пороге "голубой" спальни на втором этаже, выделенной нам, громоздились свертки и коробки. Сай открыл дверь, подхватил меня на руки, и перенес в комнату, просто перешагнув через это нагромождение.

— Что это? — спросила я, уже догадываясь.

— Подарки, — буркнул Сай, стягивая с себя через голову рубашку, приготовленную Уной к нашему приезду.

— И ты их даже не откроешь?

Сай пожал плечами:

— Ну… дома посмотрю. Потом.

— Сай, так нельзя, — начала сердится я, — они — твоя семья, они старались, выбирали. А мой подарок ты тоже не захочешь посмотреть?

Муж потянулся ко мне и стал преувеличенно осторожно меня раздевать.

— Сааай! — возмутилась я, — Подарок!

— Что? — невинно хлопнул глазами этот… песчаный кот, — разве он не передо мной? Видишь, как я осторожно снимаю обертку?

Я вывернулась из его рук, отступила на шаг и протянула ему на ладони брелок, который уже некоторое время грела в ладони.

Пальцы Сая зависли над ажурной птичкой, словно он не решался дотронуться до нее, и лицо у него снова стало таким, что я не выдержала, и кинулась к нему на шею.

Дом за стенами нашей комнаты жил своей жизнью — перекликались звонкие голоса детей за окном, звякала посуда на кухне, что-то рассказывал своим рокочущим басом мой свекр этажом ниже, кто-то спускался по лестнице. Уж не знаю, в тонких ли стенах была причина, или в том, каким был Сай в этот раз, только близость наша была удивительно сладкой, тягучей, неспешной, как мед (которым я, надеюсь, когда-нибудь накормлю Сая). Тишину комнаты нарушало только шумное, сбившееся дыхание — звуки казались чем-то грубым, ненужным, и поэтому я раз за разом утыкалась в подушку, прикусывала костяшки пальцев или губы Сая, если он закрывал мне рот поцелуем. Сай как никогда походил на тотем своего рода, живущий у него на руке — перетекающие под моими пальцами мышцы и обманчивая плавность движений, несытый взгляд, который тут же прячется под ресницами, кажущаяся беззащитность и бережная нежность, которую может позволить себе только очень сильный, уверенный в себе хищник. При всем своем небогатом опыте я понимала, что эта ночь не похожа на все прежние, что она отличается, и почему-то от этого я все сильнее прижималась к своему песчаному коту, словно боялась, что он выскользнет из моих рук. Выспаться снова не удалось — всю ночь Сай не позволял мне ни отодвинуться, ни убрать голову с его плеча, и каждый раз, выныривая из уютной дремоты, я натыкалась на его задумчивый взгляд.

Я моргнула, возвращаясь в реальность. За окном нашего дома в Таншере все также лил дождь, размывая очертания предметов и окрашивая в серую гамму и мир, и того, кто заставил меня встрепенуться. Кто-то в сером воинском плаще с капюшоном, постояв на подъездной дорожке, тронулся к нашей двери. Потом человек под дождем остановился, будто в раздумьях, повернул обратно, снова остановился через несколько шагов, развернулся обратно, и решительно зашагал к крыльцу. Я кубарем скатилась вниз по лестнице, рванула входную дверь, не дожидаясь звонка. На пороге стояла промокшая, зареванная Хло.