– Не моя судьба решается здесь и не судьба моей веры, потому что она, в отличие от меня, бессмертна. Судьба твоей страны, король. Помни об этом, когда будешь принимать решение.
– Почему же вы не приходили раньше? Почему не предлагали свою помощь бывшим до меня?
– Мы ждали.
– Чего?
– Когда на трон взойдет человек, который будет достоин этой чести.
– Чести принять благословение от объявленных вне закона? – насмешливо спросил король, и Кай покрепче перехватил рукоять меча вспотевшими ладонями.
– Не ты принимал тот закон, но ты можешь оценить степень его справедливости, – возразила женщина.
Взгляд короля изучающе окинул Кая.
– Вижу, твоя мирная вера вовсе не гнушается услугами несущих смерть. Или он твой собрат по вере?
Бледное лицо монахини дрогнуло.
– Он пошел со мной не по моей вере и не по своей воле!
– Нет, дьявол тебя побери! – рявкнул Кай. – Я здесь, потому что сам так решил!
Губы короля дрогнули в улыбке.
– Дай его сюда! – сказал он просто.
Каю показалось – он ослышался. Но король протянул руку. Верда тоже была в замешательстве. Помедлив, спросила сорванным голосом:
– Ты согласен принять дар?
– Да.
– Посмотри вокруг – столько свидетелей слышит каждое твое слово. По своей воле или по принуждению, по колдовскому наущению ты принимаешь его?
Король обвел взглядом людей – ни голоса, ни звука, ни движения среди сотен собравшихся в тронном зале.
– Я беру твой дар и принимаю помощь по своей воле, – он покосился на Кая. – Как говорит твой защитник, это – мое решение. Слишком много ошибок сделано в прошлом. Настало время их исправлять!
Он повернулся к монахине, протягивая руку. Пальцы соприкоснулись – и дар перешел к королю. Стоявшим рядом показалось (а через несколько дней они готовы были в этом поклясться), что камень, принятый королевской рукой, засиял на мгновение всеми цветами радуги – словно крохотное солнце.
Все еще мало веря в происходящее, Кай медленно опустил меч – и подхватил под локоть враз ослабевшую Верду. Прикосновение обжигало, но сейчас он не спешил избавиться от этой мучительной и сладкой боли. Хозяйке – его Хозяйке – по-прежнему была нужна его помощь. Был нужен он. Неважно, в какой роли. И это место у него никто не отнимет.
– Идите за мной, – сказал король. – Нас ждет долгая беседа. Да и начальник стражи не успокоится, пока не узнает, каким образом вы проникли сюда, миновав охрану.
– Какой ты красивый! – искренне сказала она. Кай провел рукой по форме, к которой еще не привык. То же самое он мог бы сказать и о Верде, с трудом вспоминая то время, когда она представлялась ему невзрачной блеклой монашкой. Красота – в глазах смотрящего. Похоже, колдовство в разрушенном святилище надолго исправило ему зрение. «Или испортило», – подумал Кай, потому что теперь он перестал замечать красоту других женщин.
– Как ты знаешь, король выдал мне помилование и подтверждение моего офицерского звания. Правда, я пока еще не маршал…
Верда села, сложив на коленях руки. Глядела на него сияющими глазами.
– Но легко станешь им!
– Мне надо ехать на север.
– Когда? – она вроде бы не удивилась.
– Когда… – он прошелся по узкой комнате, выглянул в окно. Она отказалась от великолепных палат, как и от нарядных шелковых и бархатных платьев. Хоть и это, светлое, с неяркой вышивкой, было просто роскошным по сравнению с той дерюгой, что Верда носила раньше. Обернулся. – Когда прикажет моя хозяйка.
– Служба ТАКОМУ королю избавляет от всех иных обязанностей.
В ее голосе было восхищение, царапнувшее его. Ревность? А почему нет?
– Ты должна остаться при нем? – настороженно спросил Кай. – Я слышал, раньше приносящие дар становились советниками короля.
Верда даже руками взмахнула.
– О нет! Для этого я не гожусь! Уже прибыли более мудрые и старшие. Так что я свободна и…
Она посмотрела в сторону.
– И? – повторил он от окна.
– Меня научили, как избавить тебя от наваждения. Если хочешь, мы можем пойти прямо сейчас в храм… вернее, в то, что от него осталось.
Она встала. Он сглотнул. Хотел ли он? О да, конечно. Но совершенно иного. Ее. Всю ее – горьковато-свежий запах, негромкий глуховатый голос, от которого все внутри переворачивается, неяркие полураскрытые губы, серые сияющие глаза и желанное тело, спрятанное за ненадежным щитом одежды…
– Так ты идешь? – негромко повторила Верда. Он очнулся.
– Да. Да, конечно. Иду.
Когда-то это был самый великий храм Матери в стране. Расчищенный участок казался просто крохотным по сравнению с огромным пространством, заваленным останками стен и колонн. Вместо крыши – свод высокого закатного неба. Кай уселся в центре очищенного пятачка, наблюдая за Вер-дой. Двигаясь медленно, сосредоточенно, она зажигала толстые белые свечи – последняя загорелась, когда край угасающего солнца скрылся за горизонтом. Верда обернулась, опуская с плеч плащ. Закрыла глаза. Запела. Она стояла неподвижно – лишь ветер трепал волосы и складки легкого платья. Наверно, ей холодно сейчас, в сумерках. Ему же было жарко. Тело горело, плавилось от желания, от звука ее низкого, сильного, страстного голоса… Что за… Ему же было обещано успокоение… покой… Он поднял голову – небо обрушилось на него всей своей густой, темной синевой, мириа-дом звезд, и каждая из них несла ему свет… свет… И любовь.
Он лег, раскинув руки, не ощущая ни твердости, ни холода камней, которые… которые пели… снова пели. О да, она, эта девушка, может заставить петь даже камни… Даже его.
Он открыл глаза. Небо по-прежнему было над ним – светлеющее прохладное небо следующего дня. Кай с трудом сел, разминая онемевшие мышцы. Оглянулся. Свечи погасли, да и что там осталось – одни огарки. Верда сидела на развалинах стены – понурившаяся, неподвижная. Казалось, она дремлет. Но едва он встал, она зашевелилась, поднимая лицо навстречу. Оно было осунувшимся, усталым, бледным. Или это утренние сумерки сделали его таким? Или… Он сухо сглотнул. Наваждение оставило его?
– Все? – сказал он и кашлянул. – Это все?
– Да. Это все. Ты свободен. Иди.
Ее голос звучал так же глухо, как и его. Вряд ли ей пришлось соснуть этой ночью.
Кай постоял, не зная, что сказать. Молча кивнул Верде – она прикрыла глаза, тени усталости пролегли под ресницами… он не замечал, что у нее такие длинные ресницы… И вышел из круга камней.
Свободен – от странного рабства, от подневольной любви, смешанной с ненавистью, от сумасшедшего желания и мучительных снов… От службы. От нее.
Он оглянулся – и увидел, как Верда резко отворачивается, словно не желая видеть его уход.
Свободен.
