— В неметчине народу много, они согласятся, — пристукнул посохом боярин.
— Князю Хилкову есть чем гордиться, — кивнул Иоанн. — Под Ругодивом[30] они с князем Бутурлиным свенов положили полных четыре тысячи, однако же города не сдали, прогнали схизматиков с позором. Сказывай, Василий Дмитриевич, что мыслишь по сему поводу?
— Мыслю, понапрасну Андрей Васильевич силы тратил, — ответил воевода. — Самим сидеть надобно было крепко, не давая ляхам возможности мимо пройти, да тревожить их вылазками решительными.
— Это верно, государь, нет проку от простого под ядрами сидения! — поддакнул кто-то еще. — Выходить ворогу навстречу надобно, все хитрости осадные уничтожая. Тогда и урон причинишь, и сам цел будешь.
— Смотри, князь Иван Петрович Шуйский тоже деяниями твоими недоволен, Андрей Васильевич, — усмехнулся Иоанн. — А он воин опытный.
— Кабы у него было всего две тысячи служивых людей супротив сорока тысяч да тюфяки, что для переплавки отложили, заместо пушек — я бы на него посмотрел, — огрызнулся Зверев.
— Однако же дело великое князь Сакульский все же сотворил, — внезапно добавил воевода. — Татары и казаки под рукою его поработали славно на диво, восточные земли Баторию разорив начисто. По нашу сторону порубежья смерды тоже ушли, дворы пустыми стоят, в амбарах ни крошки. К весне там даже мышей не останется. Полагаю я, в сих разоренных местах армию провести османскому псу не получится. Ни припаса съестного, ни фуража он здесь не найдет. А коли так, то путь ему, раз уж походы желает продолжить, идет токмо одной стороной — через Псков. Он ведь на Псков и Новгород права свои выдвигает? Стало быть, здесь воевать и станет!
— Либо на Смоленск пойдет, — тут же парировал еще один боярин, совсем молодой, лет двадцати пяти всего на вид. Совсем как покойный князь Василий Шеин. — Волости Смоленские хлебные, богатые. А за Псковом и Новгородом аж до Волхова всего триста деревень общим числом по росписи, да и те по два-три двора каждая. Чего с них возьмешь? Рати наши большей частью опять же супротив Ливонии стоят. Опрокинуть их труда будет стоить немалого, проку же ляхам никакого. Нечего там брать, по лесам да болотам. А округ Смоленска житница наша исконная. И сам он богаче самого Новгорода выйдет.
— Псков и Новгород османский пес себе требует, ты же слышал, Иван Михайлович! — горячо возразил князь Шуйский. — Так чего же ему тогда у Смоленска делать-то?
— О Псков твой любой воевода токмо лоб расшибет. А брать окрест нечего, который год война там полыхает. Смоленские же земли богаты, вот где им медом намазано! — так же горячо ответил боярин.
— Князь Шуйский! Князь Бутурлин! — повысил голос Иоанн. — Мнение ваше думные бояре, мыслю, поняли.
Оказывается, «молодым и горячим» был князь Бутурлин. Как понял Зверев — тот самый, что с князем Хилковым гнал шведов от Ругодива.
— А ты чего молчишь, Андрей Васильевич? — окликнул его Иоанн.
— Полагаю, — тихо ответил князь Сакульский, — надобно вывести детей малых, стариков и женщин из Великих Лук дальше к Москве и Ярославлю. А также смердов спасать из деревень окрестных и горожан всех из Старой Руссы. Бо в ней даже стены никакой нет, велика слишком. Ни стены, ни крепости. До весны ее всяко ни оградить, ни пушками снабдить не поспеем. Уж лучше Великие Луки укреплять, дабы ляхи голов под нею оставили пуще прежнего.
— Какие Луки?! — хором возмутились сразу несколько бояр, громко стуча посохами. — Сказано же, не пойдет на них османский пес! Разорены там все земли ужо окрест Полоцка, не пройти там ратям большим, с голоду передохнут!
— Татар же, коли призовешь, вновь по тылам пустить следует, дабы польские обозы с припасами там перехватывать. Казаков донских на юг от Смоленска направить, дабы татар отпугнуть османских, — попытался продолжить Зверев, но его уже не слышали. Думные бояре, словно разгулявшиеся в классе школьники, голосили во весь рот, норовя друг друга не переубедить, а перекричать, и того и гляди готовы были устроить драку на посохах.
Государь наблюдал за всем этим с невозмутимостью сфинкса, чуть наклонившись вперед и опершись на посох. Поглядывал то на одного скандалиста, то на другого. И вроде даже прислушивался. Вздохнул, негромко произнес:
— Не балуй!
Крики моментально стихли. Бояре, хотя и не рассаживаясь обратно на свои места, устремили взгляды к правителю всея Руси.
— Я так полагаю, мнению Андрея Васильевича не доверяет никто вовсе? — ласково поинтересовался Иоанн. — Однако же минувшим летом он един оказался, кто замысел Батория разгадал и хоть как-то к сему подготовился. Посему полагаю, так сразу отметать его мысли не след, дабы риска напрасного и крови лишней не случилось. Княже, ныне разрешаю тебе замысел свой исполнить полностью. Старую Руссу и земли окрестные обезлюдь. Пусть казна лучше тягло за пять лет потеряет, нежели самих смердов вместе с семьями. На то тебе моя воля. Записал? — наклонил он голову к писцу.
— Да, государь.
— В росписи людей служивых, что по весне исполчаться будут, указать из полков, на запад направляемых, половину князю Ивану Бутурлину под руку дать, дабы Смоленск и земли окрестные от татар и поляков уберег… — сделал короткую заминку Иоанн. — От оставшихся ратей треть передать князю Ивану Шуйскому. Пусть Псков от опасностей по убеждению своему накрепко оберегает. Сим назначаю его воеводой псковским. По росписи князя Шуйского о расходах, необходимых для укрепления обороны Псковской, выделить ему все надобное и пушки последние наилучшие именем «Барс» и «Трескотуха». Остальные полки передать под руку князю Василию Хилкову, дабы разумением своим великим и ловкостью град мой Великие Луки держал накрепко пред возможною бедой баториевской. Записал? Что скажете, бояре? Правильно я разрешил спор ваш, али полагаете рать исполненную где-то в едином месте собрать, все прочие земли вовсе без защиты оставив?
— Не пойдет османский пес на Великие Луки, — опять неуверенно возразил кто-то из бояр. — Оголодилась земля-то окрестная.
— Верно сказываешь, государь, — громко согласился князь Бутурлин. — Хоть и нет для Великих Лук опасности, однако же без прикрытия им остаться нельзя. Это же выйдет вроде как приманить ворога к городу беззащитному! Ради такой добычи и через голодные земли пройдут поляки. А коли прослышат о полках, сию землю прикрывающих, тогда точно остерегутся.
Спор затих. Князь Бутурлин был доволен. Он получал наибольшие силы и достойное место воеводы в Смоленских землях. Князь Шуйский, нежданно оказавшийся воеводой одного из крупнейших городов Европы, тоже приободрился. Грустил только Василий Дмитриевич Хилков. Из-за невоздержанности на язык он вдруг оказался с малыми силами заперт вдали от возможных битв — вдали от славы, почета и наград. Хотел показать себя лучше князя Сакульского — вот теперь защищай голыми руками безопасные земли.
