Вот поэтому впереди армии шли наемники, люди, сделавшие из войны профессию. Они странствовали по всему материку, сражаясь не за того монарха, в чьих землях родились по прихоти судьбы, а за того, кто щедрее тряс тугой мошной. Обыватели их побаивались, офицеры регулярной армии откровенно презирали, но командующие армиями, слишком медленно поспешающими на исполнение долга перед родиной, вынужденно прибегали к их услугам. Кривили губы и отводили в сторону глаза, не желая осквернять себя общением с грязными наемниками. Но взамен каждого золотого солида, перекочевавшего в кошельки кондотьеров, требовали беспрекословного повиновения и безумной храбрости. Полковники и генералы отлично знали – служащие за деньги люди сделают то, чего нельзя потребовать от вчерашних крестьян и ремесленников. Пойдут на штурм под потоками горящей смолы, замостят переправу своими телами и трупами врагов, вырежут до единого человека население деревни, где поднесли отравленного вина или попортили строевых коней, похитят предводителя восстания.
Все это Кир, конечно, знал, но однобоко, с позиции гвардейского офицера. Теперь он имел возможность изучить нелегкую, но веселую жизнь наемников изнутри.
Покинув окрестности Великого озера, отряд Кулака остановился в первом по тракту городке Вельзы. Название его Кирсьен долго запоминал, но оно так и не отложилось в памяти. То ли Топольки, то ли Ясеньки… Там они просидели безвылазно почти десять дней. Пили вино, щупали служанок в гостинице и задирали местных мужчин. Кстати, кузнецу, считавшемуся записным силачом, Мудрец походя сломал руку. Левую. Чтобы бедняга как можно быстрее вернулся к работе.
Киру тоже пришлось как-то сцепиться с тремя мальчишками из купеческих сынков. Они подкараулили его в переулке позади харчевни, когда бывший гвардеец возвращался от хорошенькой служанки. Наверное, девчонка дала им от ворот поворот после появления в городке бравых военных. Что ж, если и в любви они были такими же умельцами, как в драке, ее можно понять. Кирсьен справился с купчиками без труда, даже не вынимая подаренный Кулаком меч из ножен. Одному перебил запястье, а второму выбил пару зубов. Когда папаши, возмущенные учиненной над их чадами расправой, подали жалобу в магистрат, вмешалась Пустельга, которая от скуки охмуряла городского судью. Дело замяли, а Кир отделался обещанием напоить своих товарищей с первого же жалования, если таковое будет получено от имперских вербовщиков.
Беззаботная жизнь продолжалась, пока в городок не прибыла еще одна компания наемников. Вел ее некий Ормо по кличке Коготок, оказавшийся, несмотря на уменьшительное прозвище, широкоплечим здоровяком с кривыми ногами и рваным, плохо зажившим шрамом на правой щеке. После Кир узнал, что эту рану оставили когти боевого кота, которого Ормо на спор задушил голыми руками. Дело было в Дорландии, где очень в чести кошачьи травли, пьяный кондотьер повелся, что называется, «на слабо». С ним приехали восемь человек. На вид – все опытные вояки, хотя Мелкий не очень уважительно отозвался о выправке и посадке некоторых из них.
Кир ожидал чего угодно от встречи кондотьеров. Он наслушался довольно много нелестных отзывов о нравах наемников, еще когда служил в гвардии. Но, вопреки его ожиданиям, Ормо и Кулак не стали выяснять отношения в потасовке или разыгрывать главенство в кости. Они просидели вечер за кувшином (впрочем, за пятью кувшинами, если быть точным), и наутро Коготок при всех признал верховенство Кулака. Отряды объединились и на следующий день направились по дороге на запад.
День. Ночь. День. Ночь.
В следующем городе они нашли то, что искали, – вербовочный пункт.
После подписания всех необходимых бумаг, Кулак получил право набирать людей на службу его императорского величества, а в довесок, что заинтересовало всех наемников гораздо больше, мешочек с золотом. Полсотни солидов.
Мелкий и Бучило, человек из компании K°готка, предлагали устроить кутеж, но Кулак и Ормо живо приструнили подчиненных. Деньги потратили на новые кожаные палатки, четыре котла, целый ворох запасных путлищ, поводьев, ремешков оголовья, недоуздков. Мудрец закупил едва ли не мешок корпии, льняных бинтов, бутылочек с барсучьим и гусиным жиром, облепиховым маслом, кисетами с измельченной корой дуба, сушеными ягодами черники, крушины, земляники. Наемники готовились к долгому походу, в котором следует продумать заранее любую мелочь.
Покончив с заготовкой припасов, они разбили лагерь на въезде в город. Старший кондотьер прибил на ближайший тополь лист пергамента с изображением кулака. Ниже, прямо на стволе, он вырезал стрелку, указывающую направление к биваку. Теперь каждый наемник, путешествующий в одиночку или в компании двух-трех приятелей, знал, что ему предлагают присоединиться к отряду, возглавляемую опытным и закаленным во многих сражениях воином.
На обочине, как смеясь говорил Коготок, они прожили десять дней. За это время численность воинства Кулака увеличилась до пятидесяти шести бойцов. Не все из них могли похвастаться шрамами и наградами, полученными за выигранные сражения. Кто-то решил в первый раз приобщиться к нелегкому хлебу наемного воина. С ними усиленно занимались. Кир и Пустельга – верховой ездой, Мудрец и Ормо – фехтованием.
Люди, входящие в состав банды (Кулак сказал, что они теперь имеют право так называться), сильно различались по возрасту: от восемнадцати до пятидесяти с лишним лет. Каматийцы и окраинцы, литийцы и аруниты. Больше всего, конечно, уроженцев Вельзы. Трое выходцев из Тьялы, среди которых Кир с облегчением не нашел ни одного знакомца или земляка. Вот дроу был всего один – Белый.
На двадцатый день месяца Лебедя Кулак устроил смотр отряда, пригласив на него старшего вербовщика. Увиденное, очевидно, удовлетворило имперского чиновника. Он выдал еще сотню солидов и новую бумагу, в которой закреплял за Кулаком право принимать на службу и увольнять любого, выказавшего на то желание, а также предписание идти к Арамелле, где поступить в распоряжение господина генерала, благородного Риттельна дель Овилла.
Утро двадцать первого дня того же месяца встретило колонну всадников уже в пути.
Каких-то десять ночевок, и вот перед глазами уроженца гористой Тьялы предстала величайшая река материка. Широкая гладь Арамеллы уходила едва ли не до горизонта. Лишь темная неровная полоска вдалеке указывала на существование противоположного берега.
– Что рот раскрыл? – толкнула парня локтем в бок Пустельга. И вдруг расхохоталась. – Слышите, парни, он ведь в первый раз Арамеллу увидел!
Мелкий и Ормо Коготок заржали, пугая коней. Мудрец пожал плечами, словно говоря: «Ну и что тут такого?» А Кулак вытащил изо рта трубку-носогрейку, раздраженно бросил:
