Огромная волчица ткнулась носом в ладонь спутнику. Тот словно очнулся, крепко вцепился в холку. Зверь потрусил в чащу. Человек деревянной походкой шел рядом.
* * *
В лунном свете матёрый, окруженный неистово лающими щенками, казался невозмутимым и оттого еще более грозным и страшным. Волкодавы и боялись, и злились одновременно. Толкались, жались друг к дружке задами, но тут же наступали и звонко брехали.
Зверь лениво огрызался, щелкал страшными зубами. Щенки отпрыгивали, но затем, вопреки страху, опять кидались: рычали, хрипели, припадали на лапы. Волк терпел. Он терпел звонкий лай, от которого закладывало уши, терпел, когда один из цуциков, осмелев, попытался сцапать зубами пушистый хвост, терпел, когда двое других напрыгивали на него с разных сторон. Терпел, беззлобно рыкал и косился на девушку в чёрном, стоящую возле старой берёзы. Девушка была неразличима в полумраке, лишь лицо её в лунном свете казалось белым, словно ледяным. Волк ждал, когда она отзовёт собак и глядел уже едва ли не с мольбой. Щенки ему надоели.
Наконец, девушка отстранилась от дерева, к которому прижималась плечом, и собралась уже кликнуть псят, но в этот миг один из осмелевших волкодавов цапнул-таки матёрого за хвост.
Лют, не ожидавший такой отваги, дёрнулся и, не столько от истинной злобы, сколько от неожиданности и досады, обернулся к щенку и рявкнул. Низкий рык, отрывистый и гулкий, разнёсся по лесу. А в следующий миг лязгнули тяжёлые челюсти и щенок, застыл, парализованный ужасом. Задние лапы у него расползлись, и из-под них растеклась в лунном свете позорная лужица. Малыш заскулил, да так и остался дрожать, не в силах даже порскнуть с места, убежать от опасности.
Остальные щенки с визгом рассыпались в стороны и жались теперь в тени кустов.
Когда Лесана подбежала к маленькому волкодаву, стало понятно — красивый крепкий щенок в славного пса уже не вырастет. Страх перекорёжил его — пёс трясся, дрожал и не мог встать на ноги.
— Зачем ты так? — обернулась обережница к Люту. — Зачем? Тебе же их учить, а не портить дали.
Ходящий злобно огрызнулся, отчего щенок испуганно заплакал на руках у своей заступницы.
— Ах, ты! — и девушка хлестнула волка раскрытой ладонью по носу.
Зверь предостерегающе зарычал, показывая клыки.
— Скотина глупая! — выругалась Лесана и отвернулась от него, направляясь вместе с щенком в ту сторону, где только что стояла. Коротко свистнула, подзывая собак. Те, обрадованные, сбежались, лезли под руки, вымаливая прощение за бесславную схватку. Носы тыкались, хвосты мотались из стороны в сторону, языки лизали человеку пальцы.
«Мы не виноваты, — словно говорили щенки. — Он, вон, какой огромный. И страшный. А мы маленькие. Но ты же видела, мы были очень храбрые. Ведь правда, да? Мы старались и совсем-совсем не боялись. Хотя у него зубы. Большие такие. Острые. Но мы же смелые, да?»
— Да, да, — отвечала им девушка. — Молодцы, молодцы.
Тут — в трети версты от строящегося детинца — она учила щенков брать след и догонять волка.
Обережница гладила псят, ласкала, как умела, утешала. Ей было жаль их. Против обычного хищника это будут славные бойцы, но против оборотня… один его запах подавлял их отвагу и волю, заставлял трепетать и обмирать. А уж после случившегося вряд ли Будя когда-то возьмёт след Ходящего и поведёт по нему ратоборца… Лесану разбирала досада. Щенки ведь! Зачем Лют так их напугал?
Когда она вернулась к месту стычки, волк лежал в тени кустов бузины, закрыв глаза.
— Вставай, — приказала девушка. — Чего разлегся?
Он сделал вид, что не слышит. Даже ухом не повел.
— Эй… — она потянула зверя за ошейник.
Голова безвольно дернулась, как у дохлого, и оборотень не удостоил Осенённую даже взглядом.
— Лют? — позвала она. — Перекидывайся. Ты что?
И снова потянула, на этот раз за холку. Волк мотнул башкой, высвобождаясь, поднялся на ноги, отошёл ещё на несколько шагов, после чего снова улегся.
— Лют?
Обережница растерялась. Ей были известны способы, которые мешали Ходящему перекинуться обратно в человека. Но способов, которые вынудили бы волка принять людское обличье, она не знала. В итоге, сердито пристегнула его на шлею и даже хлестнула по заду, вынуждая подняться и идти обратно.
Щенки осмелели. Все, кроме Буди. Тот все равно жался к ноге человека и мелко-мелко дрожал. Порченый. Остальные же псята резво трусили следом, хотя и держались от оборотня на почтительном отдалении.
По возвращении на подворье сторожевиков, девушка загнала собак в куты, решая про себя, что завтра же надобно куда-то деть негодного к собачьей работе Будю.
Когда она возвратилась на двор, Лют, по-прежнему безучастный, лежал на земле возле крыльца.
— Перекидывайся, — велела обережница. — Или оставлю здесь до утра.
Он сделал вид, что не слышит. Не подставил шею. Не повернулся. Добро!
Лесана пожала плечами. Навредить волколак никому не сможет, в человека перекинуться — тоже, так что пусть лежит, если хочет. Сам придёт.
Но он не пришел. Утром, когда она спохватилась, что его нет и спустилась вниз, Лют лежал за дровяником, едва не зарывшись носом в землю, чтобы хоть как-то спрятать глаза от солнца, которое нынче было особенно ярким — весенним.
Из-под крепко зажмуренных век катились слезы.
— Вот же ты… — с досадой проговорила девушка, завязывая ему глаза. — Перекидывайся.
Она потянулась к пряжке ошейника, но оборотень глухо рыкнул и обережница отступилась. Ишь, какой обидчивый. Пришлось уйти, оставив его неподвижно лежать.
Вечером, когда Лесана окончательно поняла, что не дождется от пленника смирения, то, скрепя сердце, пошла на уговоры. Он уже сутки не ел и не пил. Только лежал поленом, не поднимая головы.
— Хватит, — решительно сказала Осенённая, снимая науз. — Перекидывайся.
Он не пошевелился.
Что делать? Опять вздеть ошейник и оставить лежать? Завтра им ехать. Как повезешь в обозе волка? По всему выходило — придётся увещевать.
— Лют, пожалуйста, — с трудом проговорила девушка. — Нам отправляться завтра поутру. Ну, прости меня, не знаю за что! Перекинься, я не хочу делать тебе больно. Но, если ты не послушаешься — придётся.
Он не повернул головы.
— Я тебе дам немного времени собраться с мыслями, — обережница поднялась на ноги. — Ты полежишь и подумаешь, что ходить человеком гораздо лучше, чем получить вожжами поперёк хребта. Я пока посижу на крыльце. А ты поразмыслишь. Ты неглупый, поймёшь, что к чему.
С этими словами они отправилась прочь, но не успела сделать и двух шагов, как сзади её сгребли под локти, подхватили, оторвали от земли.
