— Тогда почему бы нам не выпить за его скорую, но болезненную отставку?
— Великолепное предложение! — Канцлер снова наполнил стаканы. — Кромман — скользкая пиявка. Он прилепляется и высасывает жизнь. Скажи мне, что он натворил в Самаринде.
— Как много тебе уже известно? — осторожно спросил Дюрандаль.
Глаза Монпурса до сих пор сохранили цвет молочного обрата, и огоньки свечей блестели, отражаясь в них.
— Больше, чем думает Король. Он проглотил наживку в виде истории про философский камень и загубил ради этого несколько человек. Впрочем, отчасти сила его именно в том, что он никогда не боится попробовать что-то новое. Это редкость среди аристократов, знаешь? Я слышал, ты потерял хорошего Клинка. Так за этими легендами что-то стояло?
— Довольно много. Эвермен был уже после тебя…
Даже Монпурсу он открыл довольно мало. Несколько слов молодым Клинкам — и Король получил бы ту самую кровную месть, которой так хотел избежать.
По мере того как ночь близилась к утру, канцлер делался разговорчивее, делясь с ним ценной информацией о министрах, дворянстве и даже наиболее видных членах Парламента. Но потом он вернулся к Королевскому Секретарю Кромману.
— Он явно целится на мое место. Я бы с радостью отдал его ему, если бы только надеялся выбраться из этого живым, — тут он немного покривил душой. Теперь было уже совершенно ясно, что Монпурс дорожит своим местом канцлера. — А когда он насадит на пику мою голову, я уверен, он начнет охотиться за твоей.
— Я выпью за это — то-то славный выйдет поединок. Э… не сегодня, конечно. Похоже, я свою норму уже выпил.
— О, я буду, несомненно, первым. Он очень и очень ловок, этот мастер Пиявка. Он может лгать тебе, но ты не можешь лгать ему. Король быстро понял свою ошибку. Он собирался уже вышвырнуть его обратно в то болото, откуда он взялся, но теперь твое появление изменило все.
— Мое? Ты хочешь сказать, я спас Кромману его место?
Канцлер вздохнул и допил свой стакан.
— Боюсь, что так. Придворные интриги очень похожи на фехтование: выпад, защита, финт, выпад. О чем бишь я? Ах, да. Ты убедил Короля в том, что Кромман лжец, верно? И что тот действительно лгал ему. Значит, у Короля теперь появилась петля, которую он может в любой угодный ему момент затянуть на шее Кроммана. Это неимоверно подняло его цену. Право же, я не понимаю, почему Амброз поставил во главе Гвардии такого неподкупного типа, как ты. Он любит использовать людей, которым есть, чем угрожать.
— Ты называешь меня неподкупным! Ты-то сам в чем виноват — разве что прищемил кому-то нос тайком?
— Во многом. Ну, например, в том, что позволял Его Величеству верить в то, что он великий фехтовальщик — до тех пор, пока человек смелее, чем я, не ткнул его носом в правду.
Дюрандаль поспешно потянулся к графину.
— Может, еще стакан я себе все-таки позволю.
Монпурс рассмеялся.
— Не забывай, Вожак, что лучший игрок на поле — сам Амброз.
— Мне не нравится эта игра. Я не хочу стать ее частью.
— Станешь. Она до тебя дотянется.
* * *
К середине следующего дня Дюрандаль переговорил со всеми гвардейцами до одного. Слишком многие из них принадлежали к его поколению, помнившему еще нифийскую кампанию. Он тактично расспрашивал о привязанностях, амбициях, внеслужебных интересах. Он обнаружил, что Амброз не навещал Айронхолл уже больше восьми месяцев, а донесения Великого Магистра говорили о том, что с дюжину готовых Старших давно роет копытом землю.
Подготовив доклад, он отправился искать аудиенции у Короля. Он отловил его после ленча, когда тот теоретически должен был пребывать в благостном настроении. Однако то, как тот нахмурился и буркнул: «Ну, что еще?» — не предвещало ничего хорошего. Он даже не сделал попытки взять протянутый ему свиток.
— Вкратце, сир, половина ваших Клинков тухнут от возраста; они заражают своим разложением остальных. Я принес список из пятидесяти семи человек, кого пора одарить рыцарским титулом и освободить от Уз. Столько гвардейцев вам не нужно. — Августейший рот открылся, но прежде, чем он начал брызгать слюной, Дюрандаль уже продолжал: — И Айронхолл трещит по швам. Если вы заставите этих ребят ждать еще, у них притупятся клинки. — Это было насколько возможно близко к прямому совету пошевеливать толстой задницей, спешить в Старкмур и прекратить мучить нетерпеливых юнцов.
Однако Король понял все верно. Лицо его вспыхнуло, а глаза загорелись, как у разгневанного вепря.
— Никто не смеет разговаривать со мной так! Я укорочу тебя на голову, жалкое отродье свинопаса!
Дюрандаль преклонил колена.
— Моя жизнь всегда в ваших руках, Ваше Величество, но я поклялся служить вам, и не могу служить иначе. Укрывать неприятную правду — не лучший способ служить, — Если он помнил ночь, когда зеленый новобранец преподал своему государю жестокий урок фехтования, возможность того, что и Король не забыл ее, была весьма высока.
Король молча испепелял его взглядом.
Выждав пару минут, он вздохнул.
— Устрой все это. И убирайся отсюда, пока я не удушил тебя!
Коммандер встал, поклонился и вышел.
На третий день, поднимаясь по широкой гранитной лестнице, он увидел спускавшуюся ему навстречу странно знакомую фигуру в черном. Лицо Кроммана снова обрело мертвенную белизну, но сделалось худее, а обрамлявшие его волосы заметно поседели. Они остановились, глядя друг на друга. Пара Белых Сестер прошмыгнула мимо них — обе поморщились и отвернулись.
Этой минуты Дюрандаль страшился, эту встречу оттягивал как только мог. От него требовалась вся его выдержка, чтобы не выхватить меч сразу же и не отомстить за предательство, погубившее его друга. К счастью, Кромман был безоружен.
— Значит, даже стервятники побрезговали тобой? — спросил Дюрандаль, когда Сестры отошли на расстояние, с которого уже не могли их слышать.
— Я не понимаю, что ты имеешь в виду, коммандер. — Голос секретаря не утратил своей неприятной скрипучести. — Мне очень интересно, на каких условиях ты обрел свободу от братьев?
— Ступай и достань себе меч!
Кромман ухмыльнулся:
— Если хочешь. Нам известно, что ты обречен предать своего короля, и если мне суждено умереть, предотвратив это, я с радостью отдам свою жизнь за Его Величество. Ты намерен вызвать меня?
— Он запретил делать это.
— Какая жалость! Но конечно же, тебе теперь платят лишних пятьдесят крон в год, которыми ты не хочешь рисковать, нарушая приказ.
СМЕРТЬ И ПЛАМЕНЬ!
— Не зли меня еще сильнее, Кромман.
