— Ты отомстила ему? — Кассия встала и тоже стерла слезы с лица мертвой богини.
— Почти, — призналась та. — Я покажу Галлеану, кто он на самом деле. Только и всего. Кто чудовище и кто безумец. Хочешь разделить со мной этот праздник, как разделила мою боль?
— Да, — не колеблясь ни секунды, ответила Кас.
— Но сначала, почему бы не насладиться своим собственным? — Мортис положила сотканные из мглы руки девушке на плечи. — Барону очень нравились реки крови. Твоей крови. А как он отнесется к своей?
— Можно? — Вопрос прозвучал как-то совсем подетски.
— Разумеется.
Не мешкая, Кассия вернулась в свою комнату за тем самым кинжалом, которым она резала себе пальцы, чтобы корыстолюбцы вроде Жеро и ему подобные могли набивать свои сундуки золотом и драгоценными камнями. И вдруг Безмясая заметила белое свадебное платье на портновском манекене.
— Отличная работа, — похвалила она. — Жаль, что пропадет зря.
— Не пропадет. — Кас стащила платье с деревянной болванки.
Вскоре Кассия уже кружилась на месте, шелестя пышными юбками. Подвенечный наряд был ей к лицу, подчеркивая ослепительную красоту юности.
— Мы идем? — подмигнула Кас своему отражению в зеркале, когда кинжал нашелся.
Она радовалась и спешила, как радуются и спешат ребятишки развернуть приготовленные для них подарки. Кассия выскочила в коридор: она ничего и никого не боялась, ведь Мортис шла следом за ней.
Вдруг где-то за спиной девушки скрипнула дверь. Из комнаты вышел сонный Тревор.
— Кас? — спросил он, протирая глаза.
Безмясая стояла прямо между Тревором и Кассией, но юноша не видел ее. Не мог. Он выбрался в коридор и пошлепал босыми ногами к подруге.
— Я… примеряю платье, — солгала Кас.
— Вижу, — улыбнулся Трев. — Ты великолепна.
— Только… свадьбы не будет.
— Как? — Физиономия Тревора вытянулась. — То есть… неужели ты поняла, что Седрик предатель?
— Еще какой, — кивнула Кассия. — Если бы можно было жениться на россыпи драгоценных камней, барон так и поступил бы. И еще… Саймон знал об этом, он хотел вложить Седрику немного ума, и чем все кончилось?
— Это правда?
— Единственная, — подтвердила девушка.
— Почему Саймон мне не сказал об этом? Выходит, барон еще большее ничтожество, чем кажется. Проклятье! — Голос Тревора дрожал. — Убил бы мерзавца на месте!
— Вот, наверное, поэтому, — предположила Кас.
— Ничего, сестренка, завтра я прямо вызову труса на поединок и разделаюсь с ним… — Он сладко зевнул.
— Непременно. Отправляйся спать и прощай… — Девушка жаждала обнять друга в последний раз, но когда прячешь кинжал за спиной, от некоторых вещей приходится отказываться.
Тревор вдруг устремил взор в темноту, прищурился и побледнел, словно рассмотрел во мгле черты Безмясой.
— Прощай? — переспросил он.
— До завтра, — беззаботно бросила Кассия.
Последний отрезок пути мелькнул незаметно. Дверь послушно отворилась, словно и не была заперта. Комната, залитая призрачным светом, заставила ненадолго замереть на пороге. Седрик безмятежно спал на большой кровати под балдахином, раскинув руки во всю ширину постели. Он едва слышно дышал и был похож на кроткого ангела. У Кас перехватило дыхание. Два чувства боролись в ней: любовь и желание наказать любимого за ложь и предательство. Чем заслужила она столько боли разом?
Кассия ступила внутрь и сразу увидела в полутьме два мерцающих зеленым глаза. Нечеловечески огромная фигура Мортис источала ровное бледное сияние, как болотные огни, заманивающие путников в трясину. Кас стало страшно, но вовсе не богиня Смерти была тому причиной: балдахин над кроватью показался ей темными крыльями Бетрезена, а шкафы и сундуки — приземистыми, уродливыми демонами, которые только и ждут сигнала, чтобы броситься на нее и утащить в преисподнюю. Сердце сжалось; Кассия испуганно посмотрела на Мортис. Богиня приблизилась к постели, склонилась над спавшим Седриком и повернула костлявое, лишенное плоти лицо к девушке.
— Он так же прекрасен, как и раньше, но ведь теперь тебе открылась истина? — спросила Безмясая. — Седрик использовал тебя. Как ты могла поверить, что барон честный и благородный человек? Хотя я тоже была доверчива… Но увы! Для него существует только его собственное благо и золото, все остальное не имеет значения. Пусть это жестоко, но он умер в тот момент, когда отверг тебя и выбрал капли твоей драгоценной крови. Взял и ничего не пожелал дать взамен. Ты видела достаточно корыстолюбцев — они все на одно лицо. Все готовы пользоваться другими и приписывать себе чужие заслуги. Фальвику будет лучше без него.
Мортис говорила свистящим шепотом, который проникал в самые глубины сознания, выжигая в нем все счастливое и светлое. Ничего не осталось от прежней Кассии Блэкбоу. Ее переполнило одно-единственное чувство: ненависть к Седрику. Обманщик должен быть наказан, он это заслужил, а она всего лишь орудие справедливости.
— Он умер раньше, — возразила Кас и перевела взгляд на Седрика.
Теперь Рики не казался ей ангелом. В его чертах появилось нечто дьявольское, неприятное, мерзкое. Как она могла полюбить это? Уму непостижимо… Обида терзала ее, как волки терзают загнанного зайца. Время остановилось, его песчинки перестали сыпаться.
Ей вдруг стало так тяжело, как никогда прежде. Неужели это будет продолжаться целую вечность? «Нет, не будет!» — ответила она самой себе. Одним ударом Кассия вогнала клинок в грудь барона по самую рукоять. Темное пятно начало быстро расползаться по зеленовато-белой простыне.
Седрик широко открыл глаза. В его взгляде не было ни обиды, ни ненависти, только бесконечное удивление и испуг. Барон не сразу узнал Кассию в склонившейся над ним женщине с запавшими глазами, всклокоченными волосами и безумным лицом. Его Кассия — чудовище? Теперь Седрик видел их обеих: убийцу и Смерть рядом. Лицо его исказила гримаса боли. Барон захрипел, силясь побороть судорогу. В бессмысленном жесте отчаяния он поднял руки над постелью, словно цепляясь за ускользающую жизнь, и тут же уронил их. Через мгновение жизнь покинула Седрика. Кассии почудилось, что едва заметный сгусток желтоватого света вырвался из груди барона, превратился в тонкую струйку и исчез в складках одеяния Безмясой.
— Что мы наделали?! — послышался внутренний голос. — Нельзя трогать Рики! Рики — это святое!!!
— Но ты сама утверждала, что Седрик предал нас, — возразила Кас, нежно гладя покойника по волосам.
— Это чтобы позлить нас! Мы любили его… любили… Чтобы… позлить! — надрывался голос.
