Вначале он шел, не разбирая дороги. Да и не было в этом лесу дорог.
Он просто шел подальше от костров, от людей, спавших мертвым сном на голой поляне, от шрамов на тонких запястьях Керин. Эти шрамы стояли перед его глазами — рваные, покрытые кое-где темной коркой.
Мэннор шатался, цеплялся за корни, натыкался, как слепой, на холодные бугристые стволы. Наконец, он споткнулся о плоский камень и упал со всего размаха, чувствуя, как жесткие комки глины раздирают кожу. Он полежал немного, потом встал, ощупью стер кровь с лица и ладоней.
Мэннор вспомнил, что близко опушка и можно наткнуться на стражу Прислужников, стало быть, надо беречься. За все время это была первая трезвая мысль, пришедшая в голову.
За краем Мертвого леса был уже вечер: за внезапно расступившимися деревьями он увидел черную равнину до окоема, и в ней — еще чернее — шатры прислужников… и яркие, до рези в глазах, сторожевые костры. Костры тянулись цепью вдоль опушки от озера Ярь до края Больших Багн.
Поразмыслив, Мэннор двинулся к югу. Он твердо знал, что от костров его не увидят, а конные стражи вряд ли приблизятся ночью к самому лесу, и шел почти открыто.
Едва ли не полночи отнял у него этот путь. Тонкий серп недавно народившегося месяца все выше поднимался над землей, слабым светом озаряя пустошь. Отразившись от черной безмолвной стены Мертвого леса, этот свет падал на неровную сухую землю с редко торчащими пожухлыми травами.
Мэннор случайно наткнулся на эту тропинку. К тому времени месяц затянуло рваными тучами, и он шел в полной темноте, нащупывая ногами полоску твердой земли. По левую руку — он помнил — были заросли дроздовника, по правую — начинались топи. Мэннор поймал себя на том, что невольно забирает все больше влево, и колючие ветки уже цепляются за одежду.
Стук копыт застал врасплох. Он замер, не сразу разобрав, откуда доносится звук. Потом понял — навстречу.
Ехали двое. Звук приближался, но прежде, чем показались всадники, Мэннор бросился на землю. У него достало ума лечь головой к лесу, раскинуть руки и крепко зажмуриться, вжимаясь лицом в колючие ветки — и больше ничего. Стук копыт, замедляясь, гулко отдавался в ушах, потом замер, и Мэннор почувствовал, что они совсем рядом. Мэннор задержал дыхание. Только не шевельнуться, твердил он себе, главное — не шевельнуться. Эти двое молчали, видимо, разглядывая его.
— Дохлый, — услышал он, наконец, разочарованный голос и едва не вздохнул с облегчением.
— Думаешь? А дырки где? И крови мало.
— Знали, куда бить — без крови сдох. А то — слазь, проверяй!
Второй выругался.
— Так едем?
— Проедешь, — процедил кнехт. — Разлегся на дороге, падаль.
— А то конь не перескочит! Ткну его про всяк случай, и едем.
Мэннор почувствовал удар в бок. Боль обожгла. Он стиснул зубы.
— А жаль, что он дохлый, — опять услышал он бормотание. — За каждого живого дорого обещано.
— Тебе бы все деньги, Морталь, — проворчал другой. — Поехали, а то Фрост нас взгреет.
Только бы не заметили свежей крови, подумал Мэннор. Боги, только бы не заметили.
Голоса и стук подков становились все глуше и дальше, растворяясь в ночи. Мэннор еще долго лежал неподвижно. Наконец подтянул левую руку, оперся, привстал — трясина глухо чмокнула, выпуская ноги… Было тихо. Рваные тучи суетливо бежали по небу. Мэннор посидел, приходя в себя, и занялся раной.
Слово свидетеля. Весна.
Велем подошел и присел у огня. Повязка на голове сбилась на сторону, и выглядел он, как благородная дама в чепце за утренним туалетом, только мне почему-то было не смешно.
— Пробиваться надо, — сказал Велем. — Еда кончается и корм для лошадей тоже. Через два дня мы ни на что уже не сгодимся.
— А дальше через лес нельзя? — спросила Флена.
Велем вытащил из костра обожженный прутик, стал рисовать на белом камне, одном из многих, усыпавших поляну:
— Вот Большие Багны, вот озеро Ярь; мы где-то здесь. Мертвый лес уходит примерно туда, почти к Ясеньке. Но там тоже трясина. Тропинки, может, и есть, да никто не знает, я уже спрашивал. То место по Ясеньке когда проплывают, так с завязанными глазами. И, говорят, там людей в реку бросали, по одному с ладьи, чтобы Мертвый лес пропустил, хотя его за болотом и не видно.
Я вздохнула, сетуя на человеческую глупость.
— Керин никак не могу разбудить, — пожаловалась Леська. — Вот бы, как в басни, воды живой и мертвой.
— Ну-у, — буркнул Велем, — мертвой тут хоть залейся. У тебя что, ведьма рыжая, других способов нет?
Леська даже не рассмеялась на привычную шутку.
— Говорят, в сказках тот, кто очень любит, должен поцеловать спящую, — прошептала Флена и страшно смутилась.
— Да-а? — Велем всем могутным телом повернулся к Раннору, который, опустив голову, сидел возле Керин: — Ну, жених, так чего не целуешь?
— Спятил! — сказала Леська. А меня пронизал холод от пяток до темени:
"Ты разделишь с ней все, даже то, что ни с кем не захочешь разделить…"
Но я даже отвернуться не сумела, когда Раннор нагнулся, просунул руку Керин под плечи и прикоснулся губами к ее губам.
Мне показалось, мир разбился в осколки. С треском распахнулись мертвые стволы, отпуская, нет, превращаясь в одетых в броню сияющих витязей с копьями наперевес. Спешащих туда, где стоят войска Прислужников, зажавшие нас в кольцо…
Померещилось.
Так же прямо и хмуро возносились в небо белесые деревья. Но Керин — открыла глаза. Потянулись руки, чтобы ее поддержать — Раннор, Велем, Леська… Керин села:
— Простите, я задержалась. Я должна была попрощаться.
Меня миновали тени: Винар, Тума, почему-то — рыцарь Горт…
Велем сглотнул:
— Мы завтра… решили выступить. Что в этом лесу высиживать.
Она улыбнулась, поморщилась, глянув на свои обожженные ноги, потом тряхнула головой:
— Ничего, конно и босиком могу.
— Вишенка здесь, — обрадовано сообщила ей я. — А вот меча нет.
— Ладно, найдется какой-нибудь.
Она посмотрела на нас. И медленно заговорила. И ничего, что ее не могли услыхать сразу все, — поляна не вместила бы и четверти войска. Но, озаренные радостной вестью, каждое слово ее донесут и передадут так же бережно, будто она говорила сама.
— Завтра мы будем сражаться с Незримыми. Завтра мы увидим их вблизи. Полуденное солнце позволит нам их разглядеть. И если вы увидите противника с двумя тенями, бейте по теням.
Стан, изготовившийся к битве, медленно засыпал. Я уже проваливалась в дрему, когда вдруг ударил надо мной короткий гром. И опять. И снова. Я вскочила.
С отчаянным треском лопались над моей головою почки на ветвях, выпуская рвущиеся наружу листья.
