Где-то на середине мысли Майориана взяли за плечи и куда-то потащили, он не возражал, тут не было никого, кроме своих, только удивился, что не узнает дороги, и не сразу вспомнил, что это не Рома, это Мутина — и до речки не так уж далеко, если не в обход чего попало и не по пересеченной местности. Мутина, давний опорный пункт для кампаний в Галлии — тут тебе и реки, и Эмилиева дорога… И если плохо в Роме, то ехать придется туда, но не сегодня, сегодня его, кажется, сейчас, куда-нибудь положат и оставят в покое — и это значит, что новости совсем плохие. Он так и заснул — на ходу.
Утром — а это было именно утро, он долго и со вкусом приводил себя в порядок… и успел уже сильно разозлиться, когда один из телохранителей командующего — незнакомый, но они все какие-то одинаковые — сообщил, что к концу первого часа Майориана будут ждать во дворе.
Интересно, что же такого предстоит услышать или сделать, что ему дали возможность — не дали, всучили насильно — чувствовать себя настолько отдохнувшим, насколько это вообще реально в нынешних условиях. Значит, впереди и вправду что-то неприятное, да не просто неприятное, а особенно, необыкновенно и так далее. Что, ну что еще?.. Нечистая сила Аттилу со всем войском прямо в Рому перенесла? Дату конца света вчера объявили?
Вышел в положенный срок, не заранее, как ни хотелось. Точность — хорошая опора, когда подозреваешь, что впереди какое-нибудь особо мутное болото. Ничего, болото осушим, нечистую силу шуганем, справимся.
А командующий весел как солнечный день, а командующий шуршит на полдвора… ой, не к добру.
— Мой друг, я считаю, что дела текучие слишком долго удерживали нас от дел вечных. В этом городе есть замечательная базилика всех святых, не сопроводишь ли меня?
Майориан едва не подавился первым — спонтанным — воплем «какого?!..». Даже слегка закашлялся, так хотелось рявкнуть, а пришлось прикусить язык и подумать. Вряд ли командующего неожиданно и без причины одолела набожность и он решил позаботиться о душе, что своей, что Майориана. Значит, причина есть. И можно подозревать, что это за причина… лучше бы и вправду конец света объявили. Был бы куда более приятный повод надеть чистое и неспешно двигаться в сторону базилики.
— Не скажу, что с радостью… но сопровожу, конечно, — Майориан уже не помнил, когда был в церкви. Не тянуло в последнее время. С самого Каталауна и не тянуло.
В средних размеров городке, где стоит армия, днем на улицах должно быть тесновато, но к ним это не относилось — внешний мир был именно внешним, не проникал за пределы кольца телохранителей. Хотя в Мутине можно было бы обойтись без охраны… да и в Роме, наверное, тоже — как бы ни поносили все эти глупцы «проклятую трусость» командующего, никто из них не желал принять на себя ответственность за оборону полуострова. Да, можно было бы и без охраны, если забыть про гуннское железо и гуннское золото.
— Твои новости я знаю. А мои ты можешь попробовать угадать, зная свои.
Шутки про чудесное перемещение Аттилы под стены Ромы и конец света Майориан вслух произносить не стал. Не тот юмор, что оценит командующий — это потом, когда вернется, сгодится для рассказа своим «смотрю я на него и думаю — ну не иначе как…».
Пришлось задуматься. Что, в самом деле, могло случиться? Какой-нибудь подарочек от Валентиниана? Но при чем тут базилика… поговорить без лишних ушей можно и здесь, посреди улицы, что вылетит за круг охраны, потонет в шуме.
— Предположение первое: тебя вызывают в Рому. Предположение второе: наш возлюбленный слуга Сатаны затеял что-то такое, с чем мы уже не справимся никакими силами.
— Первое почти верно. Меня не вызывают в Рому, я туда собираюсь. Я тебя поэтому и вызвал. И не из-за того, что сделал наш друг, а из-за того, чего он до сих пор не сделал.
— Не отступил?
Патриций кивнул.
— Он уже знает, что проиграл кампанию. Север очищен, как кость. Обглодан дочиста. Обозы к Аттиле не проходят, мы висим у него на боках, он теряет людей — пока струйкой, скоро — ручьем, а потом река прорвет плотину. Он мог бы победить, если бы с самого начала не отвлекался на города, если бы пошел прямо на юг, сначала на Равенну, потом на Рому, но он этого не сделал, потратил время — и оно кончилось. Сейчас Аттила может повернуть назад — сделать вид, что ходил за добычей, вернуться в следующем году… и может двинуться на Рому. Если бы он был один, я бы сказал, что города ему не взять. Но он не один — и у него может получиться. А вот из Италии он после этого не уйдет. Он уже должен был это понять, не его первого так ловили. У Стилихона это и вовсе был любимый прием… Он должен был понять — и не ушел. Что это значит?
Ответ на вопрос Майориан знал… подозревал, что знал. Он допрашивал многих пленных. Некоторые не выражали ни малейшей радости, описывая целеустремленность и храбрость своего вождя. Некоторые даже эту целеустремленность называли несколько иначе. Одержимостью. А еще почти все верили, что вождь гуннов слышит каждое слово, знает каждую мысль своих воинов, и жестоко покарает даже тех, кто лишь помыслит о том, что Аттила может ошибаться. Суеверий у гуннов, как у всех прочих варваров, всегда хватало, но вот это — нечто новенькое.
— Что мы уже не с ним воюем. Потому что ему рановато впадать в старческое слабоумие.
— Может быть и не с ним. А, может быть, ему надоело отступать и он теперь согласен со своим духом-водителем… И, может быть, ему есть на что рассчитывать. Да, это совсем новость, вчерашнего разлива. Из Ромы приехал сенатор Авит. Точнее, примчался. С сообщением, которое он не рискнул доверить ни гонцу, ни голубю… и белее своей тоги. Четыре дня назад он видел в Роме того самого старика, который приезжал в Толосу с посольством Аттилы.
— Так Теодерих же его убил?
— Видимо, плохо убил. Или их там много. Ты Авита знаешь — может такое быть, чтобы он обознался?
— Не может. Погоди-ка… за сколько он доехал? Сам? — Майориан провел ладонью по слегка влажным волосам.
Добрался со скоростью того голубя… в его-то годы. Изумительно, просто изумительно! Значит, точно не обознался, точнее не бывает. А ведь ему никто ничего не рассказывал. Он просто был у Теодериха, когда гуннский старичок закончил свои дни по приказу короля — и, что интересно, послы Аттилы нисколько от того не огорчились, не возражали; и, что совсем уж прискорбно — тот старичок оказал удивительно сильное влияние на решение Теодериха. От противного, правда. Это-то как раз не прискорбно, без союза с везиготами тогда бы не справились… худо, что Теодериха можно было так впечатлить. Сначала Теодериха, потом Авита… какой интересный старичок, однако, посмотреть бы на него. С расстояния копейного броска. Чтоб уж знать, что — наверняка.
