Разъяренный шквал из колючих льдинок, больно жалящих щеки, ударил мне в лицо. Даже стало жаль тех бедняг на противоположной стороне улицы — из-за вахты они даже не могли отвернуться от ветра. Гарретту не собирался покидать своего поста наблюдения, поэтому я поплотнее завернулся в плащ, натянул капюшон до самого подбородка и спрятал ладони под плотной материей. Это не очень-то помогло. Ноги сильно зябли и я поочередно возил ими, отчего в снегу получились две маленьких колеи.
После нескольких минут ожидания, длившихся целую вечность, Гарретт начал проявлять признаки беспокойства.
— Пунктуальным его не назовешь. — тихонько пробурчал он.
— Кого?
— Увидим, если он вообще покажется.
Я скептически оглядел входную дверь башни. Там не было видно никого — только двое стражников и абсолютно пустая безлюдная улица. Наверное неизвестный, назначивший Крысюку здесь встречу, побоялся выйти из-за бури. А может, мастер-вор допустил ошибку, неправильно рассчитав место и время встречи. Но я тут же отбросил подобные мысли, потому что Гарретт весьма редко ошибался.
Внезапно картина на другой стороне улицы резко переменилась. Из входной двери вывалился стражник и, не обращая внимания на своих озадаченных товарищей, стремглав понесся вниз по улице. Мне бросилось в глаза его лицо — лицо до смерти перепуганного человека.
Парочка у двери обменялась вопросительными взглядами, но тут наружу вышли еще двое, что-то быстро говоря часовым. По их поведению было ясно: случилось нечто чрезвычайное. Когда дверь снова закрылась, стражники завели тихий обеспокоенный разговор. Обернувшись, я обнаружил, что Гарретта рядом нет. Меня как громом ударило. Я лихорадочно осматривался кругом в его поисках. Следы вора быстро заносило снегом и мне не оставалось ничего другого, как торчать здесь и ждать его возвращения. Именно так, торчать на морозе и злиться — на Гарретта, за то что бросил меня здесь и на самого себя из-за невнимательности. В расстройстве я носком сапога разломал прочерченный ранее в снегу узор. И тут холод охватил все мое существо и заставил замереть на месте. Ни ветер, ни снег не могли породить этого чувства. Забившись как можно дальше под навес, съежившись и закрыв капюшоном лицо, я благодарил Строителя за ниспосланную им непогоду. Все во мне ощущало, что нечто, ставшее причиной этого окоченения, приближается. Скоро уже стало невозможно пошевелиться. Задыхаясь, я мысленно молился о том, чтобы Гарретт, покинувший наше укрытие, не вернулся сюда именно сейчас.
Оно находилось теперь где-то передо мной. Чувствуя его движение, я боязливо поднял голову. Нечто пришло по всей видимости прямо из Энджелуотча и стражи у ворот ничего при этом не заметили. Я пытался различить что-нибудь в пляске снежных вихрей, одновременно что есть силы прижимаясь к стене. От страха накатила тошнота. Оно стояло совсем рядом, прямо напротив меня, но ведь там ничего не было, или все же?..
Я сопротивлялся страшному желанию умчаться отсюда поскорее, но почему-то знал, что наверняка привлеку этим внимание загадочного создания и выдам себя. Но что, если оно уже давно меня заметило? Тогда бегство — мой единственный шанс, прежде чем тварь успеет меня схватить. В отчаянии я искал хоть какой-то признак того, где могло находиться это нечто, но из-за ветра, швыряющего снег в лицо, все плыло перед глазами. Оно подступило ближе и мне стало ясно, что бежать поздно, раз тварь меня уже обнаружила. Склонив голову, я закрыл глаза, шепча молитву Строителю.
Нахлынувший холод перекрыл дыхание, словно кто-то с силой ударил меня в живот. Затем ледяная пустота отступила, пройдя совсем рядом. Я открыл глаза и робко повернул голову, успев разглядеть на снегу неглубокие, едва заметные человеческие следы, тут же уничтоженные ветром. Они сворачивали в боковую улочку рядом с моим укрытием.
По сравнению с медленно отступавшим, цепенящим душу холодом хлещущий ветер и снег казались приятно теплыми. Потихоньку мне удалось расслабиться и наконец-то перевести дыхание. Когда рука Гарретта (как и всегда, абсолютно неожиданно) опустилась на плечо, я буквально взвился, едва не издав сумасшедший вопль. Он, сбитый с толку, поглядел на мою физиономию. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы замешательство через долю секунды сменилось озабоченностью. Спотыкаясь и следуя поданному знаку, я зашагал позади вора. Уже радовало хотя бы то обстоятельство, что мы не пошли в направлении, куда уводили призрачные следы, а направились вдоль по тянущейся мимо Энджелуотча улицы. Свернув в маленький переулок Гарретт остановился у заднего входа одного господского, но несколько обветшавшего дома. Без колебаний он взломал замок и мы тихо скользнули внутрь.
Еще одна маленькая и абсолютно пустая кухня, однако потрескивание очага и бульканье кастрюль говорили о том, что здесь совсем недавно здесь кто-то хозяйничал. Моему спутнику не было нужды объяснять мне положение дел — я машинально втиснулся в темный угол возле полок. Как обычно, требовалось ждать условного знака, чтобы выбраться из убежища. Сам Гарретт пропал, я и не заметил, куда он делся.
В этот момент в дверь протиснулся неотесанного вида слуга, неся полный черепков поднос. Поставив его на буфет, он озирался вокруг с багровым от злости лицом.
— Куда ты подевался? — в гневе заорал он.
— Секундочку, — ответил тоненький голосок, прозвучавший где-то у меня под ногами. Затем из открывшейся в деревянному полу высунулась лысая голова тщедушного мужчины.
— Что такое? — спросил он, карабкаясь наружу. На дохляке была поварская одежда. В руках он держал полуощипанного мертвого фазана.
— Госпожа устроила мне настоящий ад, идиот! Из-за твоих промахов должен страдать я! Ты же знаешь, что у нее от тимьяна и розмарина появляется ужасная сыпь и начинается тошнота!
— Но я клянусь, что ничего такого не добавлял к блюду из зайца!
— Предупреждаю — если врешь, то горько об этом пожалеешь!
— Но ведь это правда!
— Как бы там ни было, готовь дичь к столу! А за зайца госпожа отвесила мне затрещину.
— Но фазан же для ужина…
— Никаких «но»! Или ты хочешь, чтобы она оставалась голодной до ужина?
Хлопнув дверью, слуга вышел из кухни. Повар еще некоторое время глядел ему вслед, потом швырнул ощипанного фазана на стол, щедро посыпал птицу розмарином и тимьяном, заглушив сильный запах всякими другими приправами и с довольной улыбкой поставил ее в печь.[44] Но долго радоваться ему не довелось — дубинка Гарретта хрястнула худенького мужичка по затылку и тот мешком свалился на пол, все еще сохраняя на лице глумливую ухмылку. Не очень вежливо «сопроводив» повара в погреб с припасами, вор тщательно запер откидную дверцу.[45]
