— Но я клянусь, что ничего такого не добавлял к блюду из зайца!
— Предупреждаю — если врешь, то горько об этом пожалеешь!
— Но ведь это правда!
— Как бы там ни было, готовь дичь к столу! А за зайца госпожа отвесила мне затрещину.
— Но фазан же для ужина…
— Никаких «но»! Или ты хочешь, чтобы она оставалась голодной до ужина?
Хлопнув дверью, слуга вышел из кухни. Повар еще некоторое время глядел ему вслед, потом швырнул ощипанного фазана на стол, щедро посыпал птицу розмарином и тимьяном, заглушив сильный запах всякими другими приправами и с довольной улыбкой поставил ее в печь.[44] Но долго радоваться ему не довелось — дубинка Гарретта хрястнула худенького мужичка по затылку и тот мешком свалился на пол, все еще сохраняя на лице глумливую ухмылку. Не очень вежливо «сопроводив» повара в погреб с припасами, вор тщательно запер откидную дверцу.[45]
По сигналу я вылез из угла. Гарретт несколько секунд прислушивался возле двери, через которую прошел слуга, и затем аккуратно отворил ее. Мрачная прихожая, заканчивавшаяся у широких ступеней каменной витой лестницы, простерлась перед нами. Здесь никого не было.
— А чей это дом? — прошептал я.
В ответ он только передернул плечами. Быстро миновав прихожую, мы устремились вверх по лестнице. Там нетвердой походкой маршировал по коридору стражник — сразу было видно, что парень только что изрядно набрался. Даже мне не составило труда проскочить мимо, когда он повернулся спиной, и догнать поднимавшегося на второй этаж Гарретта. Но и тут вор не задержался. Правда, у него хватило времени, чтобы срезать кошелек с пояса безо всякого удовольствия шатающегося туда и обратно стражника, когда тот, ничего не подозревая, протопал мимо. Пройдя еще один лестничный пролет, мы оказались под самой крышей. Здесь располагались скромно обставленные апартаменты немногочисленных слуг, а стражников и в помине не было. Из одной комнаты доносились приглушенный разговор и смех двух женщин, прочие, кажется, пустовали. Гарретт выбрал самую последнюю дверь, в конце узкого прохода. Она оказалась незапертой, а в комнате уже давно никто не жил. Вор быстро запер дверь и распахнул окно. Резкий порыв ветра промчался по небольшому помещению, закружив вихрем пыль и паутину. Высунувшись наружу, Гарретт бросил наверх оценивающий взгляд, потом, не мешкая, выкарабкался из окна и пропал. Глядя ему вслед, я проклинал тот день, когда «случайно» подслушал разговор моего Первосвященника с Артемусом.
Однако другого выбора не было — волей-неволей пришлось выглянуть из окна. Скошенный скат крыши находился примерно на расстоянии метра от верхнего края. Там висели сосульки, а ветер с воем снова и снова бросался мириадами ледяных кристалликов.
Оглядываясь в поисках опоры, на которую нужно было поставить ногу, прежде чем карабкаться наверх, я обнаружил только отвратительно узкий карниз под окном. Тремя этажами ниже смутно вырисовывались улица и другие постройки. Ступив на узкий карниз, я едва было не подскользнулся, а это неизбежно привело к падению. Сердце бешено стучало где-то у самого горла, пальцы что есть сил вцепились в раму. Без всякой надежды я поглядел наверх.
Я просто не мог этого сделать.
Лицо Гарретта показалось над краем крыши. Он хотел что-то сказать, но в этот момент дверь в комнату резко распахнулась и в дверь просунулся тот самый стражник, чей кошелек похитил вор. Парень вытащил клинок из ножен и в бешенстве глядел на меня:
— Ну, ты мне за это заплатишь…
Мой страх перед падением как ветром сдуло. Я выскочил из окошка, прежде чем он успел приблизиться и со всей возможной скоростью зашагал по карнизу, крепко вцепившись правой рукой в раму, а левой выискивая какую-нибудь неровность на стене, чтобы ухватиться за нее. Стражник взмахнул мечом, чтобы рубануть по моей правой руке и мне пришлось ее отдернуть. Тут же я осознал, что потерял свою единственную опору и, с ужасом пытаясь сохранить равновесие, сделал тщетную попытку рывком достать край крыши. Но тут Гарретт крепко схватил меня за запястье и вытянул наверх.
Я дрожал всем телом, даже ощущая относительно твердую поверхность под ногами. Внизу орал стражник — вне себя от гнева, однако не решавшийся последовать за нами. Гарретт оттащил меня от края и пополз дальше. Не могу сказать, что следовал за ним по скату с большим удовольствием — я неуверенно карабкался, пытаясь утихомирить свое неистово бьющееся сердце.
С покатой крыши мы вылезли на плоскую соседнего дома. Лишь тут Гарретт позволил сделать маленькую передышку. Съежившись, я пытался спрятаться от ветра, а тот без устали хлестал нас вихрями крошечных острых льдинок.
— Куда Вы хотите попасть? — слова, словно снежинки, сразу уносило ветром.
— Нам надо в башню. На четвертый этаж, если быть совсем уж точным.
Я с сомнением поглядел на Энджелуотч, маячивший громадной темной тенью в снежной кутерьме. Очень интересно было бы узнать, как и для чего Гарретт собирался пробраться внутрь, но он уже повернулся в сторону плоской крыши соседнего дома. Покачав головой, я тоже поднялся.
Так, борясь с бурей, мы и передвигались дальше по крышам. Я счел за лучшее не думать ни о чем другом, кроме как о каждом следующем шаге. Местами крыши были гладкими как зеркало, кое-где приходилось двигаться исключительно на четвереньках. Внезапные мощные порывы ветра не делали путь легче. Я с облегчением вздохнул, когда мы добрались до плоской, со всех сторон окруженной невысокими стенами крыши. Казалось, прямо рядом с ней вздымается ввысь Энджелуотч.
Недолго думая, я хотел перелезть через край, но Гарретт силой удержал меня.
— Раньше там был сторожевой пост.
Под этим «раньше» он, разумеется, подразумевал время своего противоборства с Каррасом. Вор вел себя так уверенно во время похода по крышам, что не стоило труда догадаться — он уже успел побывать в Энджелуотче. Кивнув, я остался на месте, а Гарретт осматривал соседнее здание и очень скоро подал знак — все в порядке. Новые обитатели башни были не то менее осторожны, не то просто пожадничали, но никакого сторожевого поста там сейчас не оказалось.
С крыши к одному из козырьков на фасаде гигантского строения вела лестница. Ее перекладины так были выстужены на морозе, что даже перчатки к ним прилипали. Взглянув наверх, я встретился взглядом с медным ангелом. На самом деле статуя была еще больше, чем казалась с улицы. Тело и крылья покрывали сосульки, несомые бурей белые вихри вились вокруг лишенного выражения медного лица. А вокруг завывал и плакал ветер.
