Насимонте в ответ только пожал плечами.
Валентин отвернулся, глядя на руины. Там их ждут тайны более глубокие, чем недавний мираж. Здесь произошло событие, не менее жуткое, чем те, что таились в печальном прошлом Велализьера: убийство.
Насильственная смерть от руки другого на Маджипуре была незаурядным происшествием. Для расследования этого случая Валентин и прибыл в Велализьер.
— Едем, — сказал он, пришпорив своего скакуна, и остальные последовали за ним вниз по каменистой дороге.
Руины вблизи выглядели менее мрачными, чем в два предыдущие посещения Валентина. Зимние дожди, вероятно, были обильнее, чем обычно, и на серых дюнах, среди перевернутых камней расцвели дикие цветы. Казалось, что эти желтые, красные, голубые и белые огоньки наполняют пространство музыкой.
Стайка хрупких, яркокрылых келебекко порхала над цветами, насыщаясь нектаром, и мириады комаров-ферушей кружили густыми роями, сверкая в воздухе, как серебристая пыль.
Но не только цветы и насекомые существовали здесь. По дороге к Велализьеру в воображении Валентина замелькали странные, фантастические образы, словно вспыхивающие в воздухе за пределами его зрения. Поющие без слов о неоглядном прошлом Маджипура, они слетали с каменных глыб, маняще кружились вокруг и скакали как безумные над губчатой известковой почвой.
Легкое малахитово-зеленое свечение, незаметное издали, шло отовсюду: должно быть, это яркий полдневный свет как-то взаимодействовал со светя щимися минералами скал. Но это было волшебное зрелище, какие бы причины его ни вызывали.
Эта нежданная красота подняла понтифику настроение, которое было непривычно мрачным с тех самых пор, как он неделю назад получил известие о страшной и загадочной смерти заслуженного метаморфского археолога Гуукаминаана среди этих самых руин. Валентин возлагал такие надежды на работы по раскопкам и восстановлению древней столицы — а теперь это убийство все испортило.
На низком песчаном плато впереди показались палатки археологов, пестрящие зелеными, темно-красными и алыми полосками. Сами ученые уже ехали к Валентину по каменистым улицам на тяжеловесных верховых животных; их было около полудюжины с главным археологом Магадоне Самбисой во главе.
— Ваше величество, — сказала она, спешившись и приветствовав понтифика особым почтительным жестом, — добро пожаловать в Велализьер.
Валентин с трудом узнал ее. Не прошло и года, как она представлялась ему в Лабиринте. Тогда это была энергичная, уверенная в себе женщина, крепкая и цветущая, с круглыми щеками и каскадом вьющихся рыжих волос, ниспадающим на спину. Теперь она как бы ссохлась, плечи ее поникли, глаза потускнели и ввалились, на исхудалом пожелтевшем лице прорезались морщины, волосы поредели и утратили свой блеск. Миг спустя Валентин уже справился со своим изумлением, но она успела заметить и выпрямилась, стараясь, видимо, проявить хотя бы частицу былой энергии.
Валентин хотел представить ее герцогу Насимонте, принцу Мириганту и остальным, но Тунигорн, выступив вперед, взял эту задачу на себя.
Было время, когда граждане Маджипура могли общаться с понтификом лишь при посредстве придворного, носившего титул верховного посредника.
Валентин быстро отменил этот обычай, как и многие стеснительные правила этикета, но Тунигорн, консерватор по натуре, так и не смирился с этими переменами. Старик делал все, что мог, для сохранения священного ореола, окутывавшего некогда понтификов. Валентин находил это забавным и только изредка раздражался.
Археологов-метаморфов среди встречающих не было. Магадоне Самбиса взяла с собой только пятерых людей и одного гхайрога. Такое исключение метаморфов казалось странным. Тунигорн официально представил всех археоло гов Валентину, порядком исковеркав их имена — и лишь тогда отошел назад, позволив понтифику вступить в разговор с начальницей экспедиции.
— Как шли ваши раскопки — успешно? — спросил Валентин.
— Вполне, ваше величество — до тех пор, пока… — И она сделала головой и руками жест, выражавший разом горе, шок, непонимание и беспомощность.
Это убийство для нее и для всех здесь казалось неожиданной, страшной потерей, невосполнимой, как смерть близкого родственника.
— Да, я понимаю.
Валентин расспрашивал ее ласково, но твердо. Не было ли в последнее время сделано каких-либо важных открытий? Не вскрылись ли новые улики? Не считают ли кого-то виновным в убийстве? Есть ли подозреваемые? Не угрожали ли археологам дальнейшими покушениями?
Но ничего нового не произошло. Убийство Гуукаминаана так и осталось вопиющей неожиданностью, нарушившей мирную жизнь лагеря. Убитого передали его соплеменникам для погребения, сказала Магадоне Самбиса, невольно содрогнувшись при этом всем телом. Теперь археологи стараются позабыть о своем горе и продолжить работу.
Ей явно тяжело было говорить об этом, и она переменила разговор, как только смогла.
— Вы, должно быть, устали с дороги, ваше величество. Позвольте проводить вас в ваше жилище?
Для понтифика и его свиты поставили три новых палатки. Путь к ним лежал через зону раскопок. Валентину приятно было видеть, как хорошо движется работа по расчистке города от цепких ползучих сорняков, которые столько лет оплетали эти древние камни.
По дороге Магадоне Самбиса без умолку трещала о достопримечательностях этого места, как будто Валентин был туристом, а она — его гидом. Вон там виден полуразрушенный, но все еще величественный акведук. Там — выщерб ленная овальная чаша арены. А вот большой церемониальный бульвар, вымощенный гладкими зеленоватыми плитами.
На этих плитах и спустя двадцать тысяч лет виднелись иероглифы метаморфов, загадочные витиеватые символы, врезанные глубоко в камень.
Даже сами метаморфы не могли расшифровать их теперь.
Женщина изливала поток археологических и мифологических подробностей, едва успевая переводить дыхание. В этом чувствовалась неловкость почти панического свойства, вызванная присутствием понтифика Маджипура. Валентин уже привык к таким вещам, но Велализьер он посещал не впервые и был знаком почти со всем, о чем она рассказывала. А Магадоне Самбиса выглядела такой усталой и подавленной, что ему жаль было видеть, как она тратит столько сил на эти сумбурные речи.
Но она не умолкала. В это время они шли мимо огромного и очень ветхого здания — казалось, чихнешь, и оно обрушится.
— Это называется дворцом Последнего Царя. Название, возможно, неверное, но так его зовут пьюривары, и мы тоже пользуемся этим именем за неимением лучшего.
