Генри переламывает ружье, вставляет два патрона и закрывает его.
— Сколько у тебя патронов? — спрашиваю я.
— Десять, — отвечает он.
Сара и Марк что-то шепчут друг другу. Я подхожу к ним.
— Вы в порядке? — спрашиваю я.
Сара кивает, Марк пожимает плечами, оба не знают, что сказать в этой ужасной ситуации. Я целую Сару в щеку и беру ее за руку.
— Не волнуйся, — говорю я. — Мы выберемся из этого.
Я поворачиваюсь к Шестой и Генри.
— Чего они ждут? — спрашиваю я. — Почему бы им не выломать окно и не ворваться? Они ведь знают, что численный перевес на их стороне.
— Им надо только удержать нас здесь, внутри, — говорит Шестая. — Это все, что им нужно: мы все вместе находимся в одном помещении. Теперь они ждут, когда прибудут другие — вооруженные солдаты, обученные убивать. Они сейчас в отчаянном положении, поскольку знают, что у нас развиваются наши способности. Они не могут упустить эту возможность и позволить нам стать сильнее. Они знают, что некоторые из нас уже могут дать отпор.
— Тогда надо выбираться отсюда, — умоляюще говорит Сара, у нее слабый срывающийся голос.
Шестая ободряюще кивает ей. И тут я вспоминаю то, о чем почти забыл от волнения.
— Постой, то, что ты здесь, что мы вместе, ведь этим разрушается заклятие. Теперь и все остальные оказались под ударом. Они теперь могут убить любого из нас.
По выражению страха на лице Генри я вижу, что это пришло в голову и ему.
Шестая кивает.
— Я должна была пойти на этот риск, — говорит она. — Мы не можем больше убегать, и мне надоело ждать. Мы все развиваемся, все готовы давать отпор. Давайте не забывать, что они с нами сделали в тот день, а я не собираюсь забывать, что они сделали с Катариной. Все, кого мы знали, мертвы, наши семьи, наши друзья. Я думаю, что они хотят сделать с Землей то же, что они сделали с Лориен, и они почти готовы к этому. Сидеть и ничего не делать, значит допустить такое же разрушение, такую же гибель и уничтожение. Почему надо стоять в стороне и позволить этому произойти? Если эта планета погибнет, вместе с ней погибнем и мы.
Берни Косар по-прежнему лает у окна. Мне почти что хочется выпустить его и посмотреть, что он сможет сделать. Его зубы оскалены, рот в пене, шерсть на спине стала дыбом. «Пес готов, — думаю я. — Вопрос в том, готовы ли остальные?»
— Ладно, ты сейчас здесь, — замечает Генри. — Будем надеяться, что и остальные в безопасности, что они смогут за себя постоять. Вы оба сразу же узнаете, если они не смогут. Что до нас, то война пришла к нашему порогу. Мы ее не хотели, но теперь у нас нет другого выбора, кроме как вступить в нее, решительно и в полную силу, — говорит он. Он поднимает голову и смотрит на нас, белки его глаз сверкают в Темноте комнаты. — Я согласен с тобой, Шестая, — заключает он. — Время пришло.
Ветер из открытого окна врывается в класс домашнего хозяйства, стоящий перед окном холодильник мало чем помогает перекрыть доступ холодного воздуха. В школе уже холодно из-за отключенного электричества. Шестая теперь осталась в резиновом костюме, он весь черный, только спереди его по диагонали делит серая полоса. Она стоит посередине нашей группы с таким самообладанием и уверенностью, что и мне хочется иметь свой лориенский костюм. Она открывает рот, чтобы что-то сказать, но ее прерывает громкий шум снаружи. Мы все бросаемся к окнам, но не можем увидеть, что происходит. За грохотом следуют несколько громких ударов, что-то рвется, скрежещет, ломается.
— Что происходит? — спрашиваю я.
— Давай свет, — говорит Генри, перекрикивая шум снаружи.
Я включаю ладони и провожу ими поперек двора. Они светят только на три метра и потом поглощаются тьмой. Генри отступает от окна, наклоняет голову и слушает с максимальным напряжением, потом кивает, все поняв и смирившись.
— Они уничтожают там все машины, в том числе мой пикап, — сообщает он. — Если мы выживем и выберемся из этой школы, то только пешком.
По лицам Марка и Сары пробегает ужас.
— Мы больше не можем тратить время, — говорит Шестая. — С планом действий или без него, мы должны уйти, пока не прибыли солдаты и чудовища. Она сказала, что мы можем выбраться через спортзал, — добавляет Шестая и кивает на Сару. — Это наш единственный шанс.
— Ее зовут Сара, — говорю я.
Я сижу рядом на стуле, и меня тревожит настойчивость в голосе Шестой. Она кажется самой уравновешенной, сохраняет спокойствие под грузом всех страшных вещей, которые мы видели до сих пор. Берни Косар снова у двери, он скребет холодильники, которые блокируют выход, нетерпеливо рычит и скулит. Поскольку мои ладони горят, Шестая в первый раз может хорошенько его рассмотреть. Она пристально смотрит на Берни Косара, потом прищуривается и подается лицом вперед. Она подходит к нему и наклоняется, чтобы приласкать. Я оборачиваюсь и смотрю на нее. Мне кажется странным, что она улыбается.
— Что? — спрашиваю я.
Она поднимает на меня глаза.
— Ты не знаешь?
— Чего не знаю?
Ее улыбка становится шире. Она снова смотрит на Берни Косара, который бежит от нее назад к окну, скребется в него, рычит, иногда от расстройства лает. Школа окружена, смерть на пороге, она почти неизбежна, а Шестая улыбается. Это раздражает меня.
— Твоя собака, — говорит она. — Ты действительно не знаешь?
— Нет, — отвечает Генри. Я смотрю на него. Он отрицательно качает головой, глядя на Шестую.
— Да в чем дело, черт возьми? — спрашиваю я.
Шестая смотрит на меня, потом на Генри. Она издает смешок и открывает рот, чтобы заговорить. Но в тот самый момент, когда слова готовы сорваться с ее языка, она что-то замечает и бросается к окну. Мы подбегаем следом и, как и раньше, видим тусклый свет фар на повороте к школе и потом на въезде на стоянку. Еще одна машина, может, с тренером или учителем. Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох.
— Может, это ничего не значит, — замечаю я.
— Выключи свой свет, — говорит мне Генри.
Я выключаю его и сжимаю кулаки. Что-то связанное с этой подъехавшей машиной пробуждает во мне злость. Черт с ней, с усталостью, с дрожью, которая не отпускает меня с того момента, когда я выпрыгнул из директорского окна. Я больше не могу оставаться в этой комнате, зная, что снаружи могадорцы, что они ждут и планируют нас убить. Может быть, на этой машине приехали их первые солдаты. Но как раз когда это приходит мне на ум, мы видим, как огни фар быстро выезжают со стоянки и на скорости удаляются по той же дороге, откуда приехали.
— Нам надо выбираться из этой чертовой школы, — говорит Генри.
