Девушка схватилась за горло –– ее душило от ужаса. Она плакала и тщетно пыталась подняться –– тело совершенно не слушалось ее, будто объединилось в помыслах с Мороган и отказалось служить по сути уже покойнице. Зубы выдали трепетную дробь, мешая слова со стуком:
–– Мо-мор-ро…ган…не-не надо…я объясню,…то-то-только нет-так…пр-прошу-шу.
–– Прошу? –– герцог презрительно скривился, откинул рубашку, обнажая мощную грудь с круглой татуировкой по середине грудины, стянул сапоги и закричал. –– Это я просил вас, грязную шлюху, готов был преподнести себя, словно турнирный приз!! Умолял, как о подаянии!!! А нужно было взять, как самую низкую суку!! Вы предпочли Анштайма…О-о, он знает, как вас ублажить…Тварь!!
Герцог полностью обнажился и шагнул к ней. Саша взвыла и попыталась спастись бегством.
–– Куда же вы, миледи? –– прошипел Мороган, перехватывая ее и откидывая на кровать. –– Пришла пора напомнить вам о супружеском долге! Вы думали, что провели меня?! Ах, какое несчастное личико…. Довольно притворства!! Ваш жалобный вид меня больше не трогает, дьявольское отродье! Сейчас я вам покажу и расскажу, что такое мужчина…последний в вашей жизни!! Вы будете удовлетворены, миледи! Обещаю, –– руки герцога рвали платье, обнажая тело. Саша плакала навзрыд, путалась в простынях, лохмотьях наряда и пыталась отбиться, отползти, находясь в совершенном хаосе впечатлений. И получала одну плюху за другой, и грубые руки продолжали играючи сдерживать ее панические судороги. –– Куда вы? Ведь вам нравится именно такое отношение? Так что же вы? Долой одежду, сука! Ну!! Думаешь уйти? Нет! Эта ночь станет самой длинной в твоей жизни …и последней!! Завтра я убью твоего любовника, вздерну, как простолюдина, а рядом повешу твою сообщницу –– ведьму. О-о, какую искусную интригу вы с ней замыслили! …Завтра наступит финал: я повешу их, а когда трупы закоченеют, привяжу их к вам, чтоб вы смогли насладиться милым вашему черному сердцу обществом!!
–– Не-не-не надо…прошу,…только не так….только…не так, –– Саша уже не выла, а хрипела, придавленная безжалостными руками. От одежды не осталось и клочка.
Перекошенное от ярости лицо герцога нависло над ней, сильная рука зажала ее в стальной хватке, закинув их за спину, вторая грубо шарила по телу, специально причиняя боль и мученье, исторгая истошные крики из горла жертвы. Мужчина чуть приподнялся и грубо раздвинул ей ноги, вдавив их коленями в ложе.
–– Нет!! Не надо!! Нет!!! Пожалуйста!! Прошу тебя…Годфрид, прошу!! Не надо –– не так!! Только не так!!! Мама!!!
Герцог не обращал внимания, кривился от бушующей ненависти и шарил по телу, готовясь вторгнуться внутрь. Саша, обливаясь слезами, тщетно взывала к его разуму и состраданию словами, глазами, молила, обливаясь слезами: только не так, только не так…
–– Не так?...Не переживайте, герцогиня, я возьму вас и по-другому! –– пальцы герцога нашли отверстие и вонзились, намечая путь прохода уже более серьезного оружия. Саша дико закричала, забилась, пытаясь ускользнуть от рук насильника, и лишь увеличила боль внутри, в руках и в ногах, буквально расплющенных мощными ногами герцога. Перед глазами все поплыло, словно в комнату напустили дыма. Ах, как ей хотелось потерять сознание, а потом очнуться уже мертвой и больше не страдать, не ведать грубости, несправедливости и зла, наполнившего ее жизнь до краев.
Мороган замер, тяжело дыша и еще не до конца понимая, отчего пальцы так туго проходят, словно сквозь кожу, словно встречаясь с препятствием…
В его голове мутилось от гнева и желания не столько взять, а убить подлую тварь, изорвать, загрызть. Но в груди что-то екнуло и словно оборвалось от дикого крика девушки, взгляда полного ужаса и мольбы…и преграды, встреченной пальцами. Ярость еще туманила мозг, но уже уходила под натиском явных доказательств –– перед ним не Бритта! Подобное отчаянье и панический ужас не сыграешь и уж тем более не вернешь девственность ни чарами, ни другими средствами.
Мороган резко вынул пальцы и замер, приглядываясь к девушке: жалобное, несчастное лицо, залитое слезами, и не белое –– серое от страха и боли. А глаза… нет, они не проклинали, не укоряли –– просили, уже не надеясь на удачу.
–– Не так, пожалуйста, только не так, –– шептали губы как заклинание.
Герцог качнул головой: этого не может быть! Он уже ошибся раз и все-таки…
Мороган щурился, словно у него образовался тик, и вглядывался в ее искаженное лицо, пытался угадать подвох и понимал –– его нет. Он еще не ослабил хватку, не освободил девушку и тяжело дыша собирал мысли в своей голове. Минута, другая, и вновь занес руку над лоном, желая удостовериться, но на этот раз действовал осторожно, почти нежно. Мизинец с трудом прошел внутрь и был плотно обхвачен –– сомнений не осталось –– перед ним девственица.
В груди Мороган похолодело: вот о чем она молила: не так, только не так.
Герцог зажмурился на секунду и застонал: что ж он сотворил?
Нет, еще ничего, кроме того, что напугал девушку до смерти, лишил ее прелести первой близости, открыв не мир, полный грез и радости, а мир грязи и грубого насилия, боли, стыда и унижения.
–– Почему молчала? –– прошептал в отчаянье. И очень осторожно начал ослаблять хватку, освобождать ее. И чувствовал, как дрожит внутри каждая клеточка то ли от стыда, то ли от неудовлетворенного желания:
–– Я не насильник, –– попытался объяснить и не смог: в горле пересохло, голос охрип. Глаза отчего-то щипало, и он все жмурился, сдерживая чувства, овладевшие им не менее сильные, чем гнев, но более болезненные.
Он убрал руки и отодвинулся, выставив ладонь в знак успокоения –– девушку трясло:
–– Все…все, я не трону тебя. Успокойся.
Кого он уговаривал? Скорей себя. Его разрывали противоречивые чувства: хотелось убить Арвика, ведьму, устроившую подобное испытание и ему, и этой невинной жертве, и в тоже время хотелось остаться и прижать дрожащее тело к себе, завершить начатое, но бережно, нежно, даря ощущения свободы и радости, а не боли и стыда, и пить поцелуй, и наслаждаться стонами блаженства, а не криками ужаса.
–– Почему ты молчала?...
И смолк, резко сев и повернувшись к ней спиной: кого он винит? Перепуганную его похотью и грубостью малышку?
Что она думает о нем? Самое плохое. Старый, слепой болван!
Он покосился на девушку –– та пыталась сесть и закутаться в простынь и не могла остановить поток слез и истерических всхлипов, дрожащие руки не слушались и не могли обернуть тело, скрыть наготу. И Мороган, к своему стыду, заметил красные пятна, оставшиеся от его грубых ласк на ее нежной коже. Худенькая, тонкая, как веточка, но с высокой, манящей формой, грудью, покатыми плечами…
