А за его спиной, во дворе трещал большой костер; над костром, привязанный толстыми канатами к шестам, надувался большой воздушный шар. И корзину сделали значительную – по крайней мере двести человек могли в нее набиться.
* * *
Описание любой битвы возможно с двух позиций: либо с позиции участника сражения, либо – отстраненного наблюдателя – этакого божества войны рассеянного в воздухе.
В первом случае откроется лишь незначительная часть происходящего. Участник видит ту часть боли, злобы и страха, которая вьется вокруг него – он часто сам ничего не понимает, и превращается в тварь, которая только и думает, как бы сберечь свою жизнь. При этом и чувства и мысли предельно упрощаются – отрывистые, они хаотично мечутся вокруг спасения своей жизни.
Во втором случае возможна некоторая объективность: можно четко заявить, какой отряд куда пошел, кто кого зарубил, и какой момент в битве был переломным. Однако такой взгляд всегда преступно холоден – любая человеческая смерть, по сути – ни с чем несравнимая трагедия, а короткая строчка подобная: «при взятии того–того, того–то погибло столько–то…», похожа на скоропись бездушного железного механизма…
Хаос – самое емкое описание любой битвы. А битва с четко составленным планом – это хорошо описанный хаос. Но в любом случае: хаос остается хаосом.
* * *
Осадные орудия приблизились настолько, что в них можно было метать стрелы. И метали. Наконечники стрел были пропитаны смолой – они врезались в башни, но те были чем–то пропитаны, и не загорались. Если же огонь все–таки появлялся – открывались маленький оконца, и из них ведрами выплескивалась заранее припасенная вода…
Метали стрелы и в тягловых мулов, но, те были защищены дубовыми досками и ничего не чувствовали. Когда их разделяло не более двадцати метров – ливанули котлы с кипящей смолой. Едкая, дымная жижа разлилась по земле, попала под копыта животных, и те заорали, задергались. Но этих мулов долго, с тяжкими побоями обучали, и они, преодолев животный ужас, продолжили движенье.
Еще несколько котлов перевернуто. Тут несколько мулов не выдержали – понесли в сторону, и одна башня, выявляя непрочность конструкции, опасно накренилась. Зато вторая была уже рядом. В верхней ее части неожиданно открылось множество окошек, и оттуда, туго, надсадно рвя воздух метнулись стрелы. Стоявший рядом с Творимиром крестьянин страшно закричал – стрела вошла ему в лицо, возле носа – и наконечником вырвалась в нижней части черепа. Он побежал, упал, вдруг резко вскочил, и упал уже окончательно. Были и еще раненные и убитые.
Монахини, в числе которых была и Анна, подхватывали тех, кому еще можно было помочь, и тащили из бойни… Вновь ливень стрел – на этот раз крестьяне укрылись за зубцами, однако ничего не смогли поделать с протянувшемуся к их стене мостком. По этому мостку забахали кованые железом сапоги – воины ворвались на стену, и, как и положено тем, кто бежит в первых рядах – погибли. Однако – напирали все новые и новые.
В нижней части осадной башни открылась дверь, и теперь в нее вбегали четко выстроенные колонны из лагеря. В них со стен сыпали стрелы, кое–кто падал, но большая часть, перепуганная и озлобленная, все же достигала цели. Внутри башни они взбегали по лестнице, и дальше – вырывались на стены, где ярился бой.
Перед Творимиром, одна за другой появлялись перекошенные, окровавленные морды. Он иступлено рубил, и был забрызган кровью – на демона походил.
Какой–то мужик, израненный, но еще дерущийся, вопил:
– А–А–А! Живыми не дадимся!!! Бей их! БЕЙ!!! Наши–то идут!!!
Но «наши» должны были подойти только на следующей рассвете, а тут, еще прежде чем наступил полдень – восставшие были согнаны со стен.
Они отступали медленно, и на каждом шагу оставались тела. Каждый крестьянин, несмотря на то, что не имел ни брони, ни путного оружия, забирал двоих, а то и троих выученных воинов – но с осадных башен сыпали все новые и новые…
К часу дня стало ясно, что восставшие обречены, и что должны подойти на следующий день отряды обнаружат только развороченный монастырь…
– Отходим!!! – что было сил закричал Творимир. – К шару!!! Улетаем отсюда!!!
Среди ворвавшихся в крепость был и Бриген Марк. Он получил несколько значительных ран, но, казалось – совсем не чувствовал боли, он тоже вопил:
– А дьявол! Не уйдешь!!! Стреляете по шару!!! Где же эти лучники?!
У шара кипела напряженная работа. Монахини (а в их числе и Анна), укладывали в корзину раненых, но раненых было слишком много, они не умещались, они вопили – они молили о забвении. А были еще и живые, и им тоже надо было разместиться в корзине.
Уже у самой корзины звенит сталь. Там столкнулись Творимир и Бриген. С лязгом схлестнулись их мечи – высекли искры, но клинки переломились. Тогда они схлестнулись в рукопашной. Вопя, избивая друг друга, покатились под напряженными ногами.
– Щенок! – хрипел кровавой пеной Бриген. – Дьявольский Щенок! Сейчас я тебя загрызу!..
– Вечно ты на моем пути! Умри! Умри! Умри! – забыв о всякой благодетели, вопил Творимир.
Тут юркнул к ним Лорен. Старый чародей ловко сыпанул на лицо Бригена некий зеленый порошок – тот выпустил Творимира, и, червем извиваясь, вопя, забился на земле.
– В корзину… – быстро шепнул Лорен.
Корзина была набита до предела. Некоторых держали на руках, а где–то под ногами стенали раненые (на них, правда, старались не наступать). Последние, а в их числе Творимир, взобрались на бортик, и там отбивали частые удары воинов.
– Рубите канаты! – крикнул Лорен.
В дело пошли заранее приготовленные, тяжелые топоры. Корзина накренилась – кто–то едва не вывалился… но вот шар получил окончательную свободу и начал медленный подъем (сказывался перегруз).
Творимиру показалось, что Анна осталась внизу – сердце болезненно сжалось – огляделся – так и есть – рядом ее нет. И, несмотря на то, что они поднялись уже метров на пять – он готов был прыгнуть вниз, за нею.
Но вот, сквозь общий болезненный рев услышал ее голос – она успокаивала раненого, но с другой стороны корзины.
И наконец подоспели воины–лучники. Несложно было попасть в такую крупную цель как шар. И уже из многих дыр со свистом рвался жаркий воздух. Все же шар продолжал подъем – был уже на высоте метров пятнадцать – он поднялся над стенами, и ветер понес его в сторону.
– Плохо дело… – сказал Лорен. – Еще несколько таких пробоин, и мы грохнемся. Да итак – далеко нам не улететь.
Тогда Творимир перегнулся вниз, и закричал:
– Э–эй, Бриген!!! Если твои люди не перестанут стрелять, мы все упадем и разобьемся! И Анна вместе с нами! Слышишь?!
