— Это лишь твои предположения.
Астамир обезоруживающе улыбнулся.
— К тому же солдат, вторгшийся в чужую страну, заслуживает смерти.
— Любой бехренец, явившийся в Тогай незваным, заслуживает смерти. — Девушка постаралась, чтобы ее голос звучал как можно убежденнее.
— Любой? — спросил мистик спокойно, как бы рассуждая. — А если в одном из поселений ты наткнешься на молодую бехренскую мать с ребенком, убьешь и их? Не испытывая никакого чувства вины? — Бринн бросила на собеседника рассерженный взгляд. — А вот мне почему-то кажется, что ты, скорее всего, пощадишь их да еще и покажешь ближайшую дорогу, ведущую в Бехрен. А возможно, даже дашь с собой припасов, чтобы в пути им не пришлось выпрашивать еду, подвергая себя опасности.
— Это опять же твои предположения.
— Предположения, разумеется, но для них у меня есть серьезные основания, — ответил Астамир и присел рядом с девушкой. — Сегодня утром я видел, как ты разминалась.
Бринн замерла. Рано утром, уйдя подальше от лагеря, она занялась тем, чем частенько пренебрегала в последнее время, — упражнением в би'нелле дасада, эльфийском танце с мечом. В Эндур'Блоу Иннинес она исполняла этот ритуал обнаженной, но здесь, холодной тогайской зимой, в продуваемых яростными ветрами заснеженных степях, надела легкую тунику. Признание мистика застало ее врасплох и сильно смутило; ощущение было такое, как если бы он на самом деле увидел ее голой. Би'нелле дасада — сугубо личное занятие, предназначенное не столько для оттачивания боевых навыков, сколько для развития сознания и укрепления связи между телом и духом.
Тогайранка медленно подняла глаза на Астамира.
— У Джеста Ту есть схожие упражнения, — как ни в чем не бывало продолжал мистик, — хотя мы редко имеем дело с оружием. Воины чежу-лей тоже практикуют подобные вещи, как и некоторые монахи абеликанского ордена в Хонсе-Бире. Хотелось бы знать, где ты научилась своему танцу. Очень уж он у тебя необычный.
— Совершенно излишнее любопытство, — резко ответила Бринн, вспомнив строжайший запрет госпожи Дасслеронд разглашать секреты би'нелле дасада.
И снова полностью углубилась в свое занятие.
— Надеюсь, когда-нибудь ты расскажешь мне об этом. Конечно, если сама захочешь. Что касается вчерашних событий, я совсем не расстроен тем, что ты приняла их так близко к сердцу.
Девушка снова посмотрела на Астамира. Лицо ее приняло скептическое выражение, хотя мистик затруднился бы сказать, что было тому причиной. Может, его предположения полностью необоснованны, а может, молодая тогайранка просто смущена тем, что он догадывается об испытываемом ею чувстве вины.
— Повторяю: тебе нет смысла мучиться угрызениями совести, — продолжал он. — Эти люди были обречены и неминуемо приняли бы смерть — если не от руки Ашвараву, то от полученных ран. Ты убила их с состраданием и милосердием; на большее рассчитывать они не могли.
— По-твоему, это правильно? — Судя по тону Бринн, на этот счет она придерживалась той же точки зрения, что и Астамир.
— Не знаю, — признался мистик. — Репутация Ашвараву служит не только ему лично, но и всему Тогаю. На одной чаше весов она, на другой — совесть. Что перевесит?
— Если ты не считаешь, что бехренцев нужно изгнать из тогайских степей, то зачем ты здесь, с нами?
— Не могу точно сказать, — искренне ответил Астамир и усмехнулся, как бы удивляясь самому себе. — Это вопрос, на который мне еще предстоит найти истинный ответ. Однако очень прошу, обдумай то, о чем мы с тобой сейчас говорили. Тебе так или иначе придется решать эту проблему, окажись мы в мирной бехренской деревне. Если Ашвараву прикажет, ты убьешь и бехренского ребенка? Ты согласна с ним, что невинных бехренцев не существует?
— Хочешь посеять раздор в отряде?
Мистик снова негромко рассмеялся.
— Ты же знаешь, сам я никогда не заговариваю ни с кем из них, только отвечаю, когда мне задают вопросы.
— Тогда чем вызван такой интерес ко мне?
— Я видел тебя сегодня утром, — ответил мистик, как будто это многое объясняло.
Бринн хотела ответить, но тут к ним подошел еще один человек; высокий, статный, словно изваянный умелым резчиком, в то же время он вызывал у окружающих страх.
— Еще одна славная победа! — объявил предводитель отряда. — Неужели они так и не выследят Ашвараву до того, как наш отряд окажется под стенами Хасинты?
Девушка улыбнулась, хотя и испытывала неловкость, оттого что он упомянул о себе в третьем лице; главным образом потому, что Ашвараву говорил об «Ашвараву» как о чем-то большем, чем о человеке из плоти и крови.
Однако боюсь, караванов больше не будет, — продолжал командир. — Толстяк Гриаш не решится посылать новые, учитывая, насколько силен Ашвараву. Придется сровнять с землей еще несколько селений, чтобы обеспечить себя припасами на зиму.
Внешнее спокойствие Бринн на мгновение дало трещину, стоило ей представить себе, что будет с жителями этих мирных селений.
— А может, стоит отправиться прямо в Бехрен? — с недоброй усмешкой спросил вдруг Ашвараву.
Девушка в ответ лишь пожала плечами.
— А как считаешь ты, мистик? — Командир отряда посмотрел на Астамира. — Решил, зачем ты остаешься с нами?
— Когда душа созреет для ответа на твой вопрос, известно только ей самой.
Ашвараву недоуменно посмотрел на него и внезапно разразился хохотом.
— Что ж, как знаешь! — сказал он. — От тебя, надо признать, есть толк. Ты, правда, не сражаешься, зато прекрасно обращаешься с лошадьми. Да и пищу добываешь неплохо. Продолжай отрабатывать свой хлеб. — Мистик счел за лучшее не указывать на то, что пищу он добывает в гораздо больших количествах, чем требуется ему самому. — Любопытная вы, должен сказать, парочка! Главарь бунтовщиков отступил на шаг, переводя взгляд с Бринн на Астамира. — Может, вы разлученные когда-то отец и дочь?
Тогайранка вздрогнула. Ашвараву шутил, надо полагать, но упоминание об отце причинило ей боль.
Ашвараву, видимо, понял, что его слова неприятны Бринн.
— Ну, а ты во вчерашнем набеге показала себя с самой лучшей стороны, — заметил он, — Согласись: редкостное удовольствие прикончить раненого бехренца!
Девушка натянуто улыбнулась; в ее ушах звучало предостережение мистика.
— Вот что: пошли со мной, воин. — С этими словами командир отряда протянул ей руку.
Бринн бросила взгляд на Астамира, но выражение лица мистика было непроницаемым. Она взяла протянутую руку и последовала за Ашвараву.
Он вывел ее за пределы лагеря — чуткие уши девушки уловили обрывки непристойных фраз, которыми обменивались стоящие на страже воины, — к маленькому, стоявшему на отшибе шатру.
