— Они бились так, будто это их последняя схватка и последняя война, — усмехнулся Эрбегшад. — Если мы будем ждать заката, то тех, кто стережет тропы к большой реке, станет намного больше. Ты можешь поступать как хочешь. Тегин убит. Его зарубил этот венн. Над нами теперь нет старшего, и я ухожу сейчас. Олдай-Мерген сказал: уходить за реку, но не сказал когда.
— Иди, — отвечал Бильге, пожав плечами. — Ты один, а со мной еще двенадцать воинов из моей сотни. Я должен довести их до степи.
— Если ты пойдешь сейчас, они будут там скорее, чем если ты будешь ждать заката, — отпарировал Эрбегшад. — Но прощай. Я буду думать, что мы встретимся.
Эрбегшад развернулся и шагнул в заросли.
— Ровной тебе дороги, Эрбегшад, — напутствовал его Бильге. — Вон там есть два верных пути для подъема вместе с конем.
— Я нашел их, — спокойно ответил Эрбегшад уже из зарослей, уже невидимый…
Они дождались заката. Яма черного озера быстро полнилась свежей и влажной тьмой, и скоро они были уже будто на дне еще одного озера, озера ночной прохлады и тени и располагавшегося над настоящим озером. И они погружались в это второе озеро все глубже, ибо видели, как граница тени передвигается вверх по восходному склону котловины, как лес на этом склоне из зеленого становится в закатных лучах золотым и алым, его подожгли, а после чернеет в тени, будто догорел. Вскоре им показалось, что их засунули в огромный мешок с углем, так стало кругом темно. Ночь наступала ясная, но безлунная. И лишь наверху, в двенадцати саженях выше них, еще крались по лесу серые сумерки, не спугнутые пока ночью.
— Пора, — сказал Бильге, когда посчитал, что они выждали достаточно времени.
Тринадцать мергейтов — Бильге шел первым, — ведя коней в поводу, стали пробираться к тому месту, где Бильге наметил подъем.
— Конечно, здесь темно, как на десятой земле, — еле слышно шепнул он Кюлюгу, шедшему следом. — Но следов Эрбегшада здесь нет. Нет их и у первого подъема, который проще этого. Эрбегшад нашел еще какую-то тропу.
Бильге начал подниматься, прислушиваясь и принюхиваясь, время от времени замирая, когда ощупывал взглядом, слухом и обонянием темноту перед собой, чтобы ни стук катящегося камня, ни треск сухой ветки, ни шорох осыпающейся земли не выдали их. Копыта лошадей и морды их обмотали тряпками — у кого что нашлось, а сбрую сняли и упрятали в седельные сумки, чтобы не звенела. Мергейты умели ездить без седла, и пять верст до реки не были для такой езды неодолимым путем.
Бильге поднимался медленно не только потому, что был очень осторожен. Он пытался пробудить в себе того волка, что уже просыпался в нем в этом походе и помогал выжить. Но на этот раз зверь-предок, должно быть, погрузился в сон в самой глубине души Бильге. Этот зверь был своенравен и если спешил куда, то лишь по какому-то своему разумению, а не по воле Бильге. Бильге как раз должен был забыть о своей воле и своем разумении, а он не мог этого сделать вдруг, подчиняясь приказу той же воли и того же разума, особенно сейчас. Воля и разумение не могли погасить сами себя, и потому Бильге был осторожен вдвое.
Чем выше они поднимались, следуя по склону то круто вверх, то змейкой, тем светлее становилось. Свет звезд проникал в самую глубину озерной чаши, и крупные звезды полночной земли дробились и качались на невидимой глади.
Выбрались на гребень. Бильге, оставив лошадь Кюлюгу, прокрался саженей на тридцать вперед. Лес был довольно густым, черным — ольха и осина. Никого не заметив, Бильге немного успокоился, но тревога никак не покидала его. Как ни опытен был Бильге-человек, как ни хитер, все же не ведал многих и многих тайн этого леса и этой земли. А Бильге-волк дремал, и пусть лошадь не шарахалась от него сегодня, в этом было мало радости. Лес молчал настороженно, сам всматривался и вслушивался в этих чужих и, наверное, чуждых ему людей. Бильге попытался обратиться к семи небесам и десяти землям, но и оттуда не было ему ответа. Старый, но крепкий еще караванщик с небольшим обозом из семнадцати ослов и девяти верблюдов, встреченный сотней Бильге близ Хорасана, был отпущен Бильге. Не было времени останавливаться, не было толка бросаться на старую сухую кость, когда впереди благоухал большой и жирный кусок. Он дал тогда Бильге один совет в оплату за то, что его не убьют, поскольку воины были злы и горячи после тяжких боев в ущельях и на перевалах и убивали, если не могли ограбить. «Ты можешь победить в чужой земле, где у людей иная вера, потому что твой клинок остер и конь вынослив. Но твои боги не услышат тебя, потому что они остались на твоей родине. Если ты обратишься к богам, тебя услышат только боги чужой земли и будут судить своим судом. И если ты попадешь в подземную страну, там тебя встретят чужие подземные духи, и они будут далеко не так снисходительны, как свои. Не пытайся оправдаться на суде чужих богов, лучше вовсе на него не напрашивайся. Или знай перед тем, как обратиться к чужому небу и чужой земле, что ты был правдив перед ними по их законам. А лучше вовсе не попадай на их суд».
Бильге не знал, правду ли говорит проводник караванов, но слова о том, что пошедших против закона, изгоев, будут судить не свои, а чужие духи подземелий, запомнились ему, ибо были справедливы. На самом деле, почему бы духам десяти земель, когда они так голодны и злы, как рассказывают колдуны, не покуражиться над чужаками? И зачем им трогать своих, если им самим запрещено преступать законы? Куда легче отдать их подземным духам иных земель. Таким образом, получалось, что злые подземные духи всех народов находятся между собой в союзе и осведомлены друг о друге куда больше, чем люди и боги тех же народов. Мало того, они даже должны быть дружны меж собой, в то время как люди непрестанно враждуют. Перед таким заговором злых духов надо было вести себя стократ осторожнее и хитрее, чем если бы каждый попадал только в свои подземные узилища. Но выходило, что караванщик прав, потому что даже на земле жизнь виделась такой, будто все злые духи заодно, а боги — порознь.
Небо и земля молчали, и Бильге не стал искушать непонятных духов этих мест. Возвратившись назад, он знаком велел следовать за собой: разговаривать было опасно. Если не услышат люди, услышат духи. Они пробирались сквозь плотные заросли и прошли уже с полверсты, как вдруг меж стволов блеснул огонь костра.
«Застава», — мелькнула мысль.
Можно пробовать пробиться, но сколько там воинов? Можно затаиться и при случае проскользнуть рядом, но сколько придется ждать? Если здесь застава, то их могут найти случайно. Проще было обойти огонь подальше.
Бильге указал Кюлюгу на огонь, и они, отступив немного назад, взяли вправо. Но не прошли они и пятидесяти саженей, как опять увидели костры: один явственно виделся слева, другой едва заметно проблескивал справа.
