Плотные кроны огромных необычных деревьев, росших по всему перешейку, защищали от непогоды, но лишь отчасти. Немного проку было и в плаще Орриса и шерстяной куртке Барама — хотя без них путешественники точно погибли бы; мерзли они постоянно. Оррису частенько казалось, что их одежда, волосы и еда никогда не просохнут, и вечером, когда они наконец останавливались, маг разжигал костер и звал Барама сесть поближе к огню. Оррис был уверен, что вылечит Барама, если у того начнется лихорадка, но боялся, как бы не заболеть самому или, Арик сохрани, не случилось бы чего с Анизир, потому что тогда обоим придется худо.
Единственное преимущество оказаться на перешейке в разгар зимы состояло в том, что им не пришлось встретиться с опасными обитателями джунглей. Оррис слышал много баек о роящихся на перешейке насекомых, по сравнению с которыми твари Южного Болота, с которыми они столкнулись во время похода в Лес Терона, были совершенно безобидны. А еще дебри перешейка пользовались дурной славой рассадника невероятно больших ядовитых змей разных видов. Но Бараму и Оррису, видимо из-за холодов, не пришлось встретить ни одной. Однажды в начале зимы Барам нечаянно залез в заросли ядовитых колючек, но рану даже не потребовалось залечивать, Оррис просто вытащил из его руки все колючки с крючками и тщательно отсосал отравленную кровь. После этого происшествия никаких столкновений со смертоносными обитателями джунглей не было.
Невзирая на отвратительную погоду и почти непроходимые дебри, состоящие из корней, лиан и подлеска, путешественники продвигались вперед довольно споро. Как-то, стоя на песчаном южном побережье перешейка как раз в день Пира Тобина, отмечаемого в середине зимы, Оррис прикинул, что они прошли уже больше половины пути в Лон-Сер. Маг не потерпел бы такой малой скорости в лесу Тобина или в Великой Пустыне, но здесь быстрее двигаться было невозможно.
В сплошных зарослях перешейка не было ничего, даже отдаленно напоминавшего тропинку, им приходилось вилять между плотными чащами деревьев, обходить участки раскисшей грязи и песка и огибать густые заросли ядовитых колючек. Чуть быстрее они двигались в ясные дни, когда можно было идти вдоль берега, наслаждаясь относительно прямой дорогой и возможностью видеть чуть дальше собственного носа. Но неизбежно снова начинался дождь, и путешественникам приходилось вновь прятаться под ненадежное укрытие деревьев. Оррису иногда казалось чудом, что они вообще не застряли здесь навсегда. К концу каждого дня оба бывали настолько измотаны, что жаловаться на отсутствие скорости не приходилось.
Его больше беспокоили взаимоотношения с чужестранцем. Вскоре после происшествия в Великой Пустыне Оррис убедил себя, что их отношения значительно улучшились, уже одно то, что Барам позволил ему залечить свои раны, говорило о многом. Но со временем кое-что стало казаться Оррису подозрительным. Например, они всегда говорили на языке Тобин-Сера Даже после того, как маг заявил, что хочет знать родной язык Барама, тот не взялся его учить. Барам также избегал любых разговоров о Лон-Сере и на все расспросы Орриса о стране или языке отвечал, что забыл. Но, самому себе противореча, он еще чаще, чем прежде, принимался бормотать что-то на своем языке. Оррис был не дурак и прекрасно понимал, что чужеземец использовал его. Барам охотно принимал пищу, что добывала Анизир, и грелся у огня, который разводил Оррис. Он даже не противился, когда маг лечил его при помощи Волшебной Силы. Зато упорно отказывался говорить с Оррисом о том, что могло бы помочь тому при путешествии через Брагор-Наль.
Сначала маг думал, что подобное упорство лишь следствие его помешательства, которое сделалось не таким заметным, но не прошло окончательно. Когда же миновала середина зимы и дни начали становиться длиннее, Оррису пришлось признать, что есть гораздо более серьезная и грозная причина подобного поведения чужеземца. Постепенно, день за днем, миля за милей, доверие к спутнику, которое Оррис с таким усердием пестовал с того самого случая в пустыне, стало испаряться. Столько месяцев магу не терпелось поскорее попасть в Лон-Сер, ведь чем скорее он окажется перед Советом Правителей и заключит с ними какое-нибудь соглашение, тем скорее сможет вернуться домой, к друзьям. Теперь же чем ближе к Лон-Серу они подходили, тем страшнее ему становилось. Он понятия не имел, с чем ему придется столкнуться в Брагор-Нале, но был почти убежден, что сделать это ему предстоит в одиночку.
Через месяц после Пира Тобина стало ясно, что зима заканчивается. День выдался теплый и солнечный, и путешественники шли вдоль линии берега, наслаждаясь мягким бризом. Впервые за долгое время настроение Орриса улучшилось. Он понимал, что бури еще не закончились, уже видна была новая череда угрожающе-темных туч, сгущавшихся на юге над островами Ожерелья Дуклеи. Но ветер переменился; следующий шторм придет уже с юга, неся с собой теплый воздух.
Глядя на море, Оррис вдруг увидел немного западнее нечто, отчего сердце тоскливо сжалось, — земля, не такая яркая, как поросшие лесом острова, но значительно ближе их.
Чужеземец заметил, куда он смотрит. Показывая пальцем на бледно-зеленый выступ, он произнес что-то непонятное. Оррис не сразу понял, что тот говорит на своем языке.
— Что? — переспросил маг.
Барам повторил. Потом улыбнулся:
— На вашем языке это звучало бы как Мыс на Перешейке.
У Орриса вдруг пересохло во рту.
— Ты знаешь это место?
— Конечно. Это Лон-Сер.
— Как ты назвал это место на своем языке?
— Мыс на Перешейке.
— Нет, раньше. Как ты его назвал в первый раз?
Чужеземец тряхнул головой и зашагал вперед.
— Это не важно.
Оррис догнал его, схватил за руку и рванул на себя.
— Нет, это важно, — настойчиво повторил он. — Мне нужно выучить твой язык!
Чужеземец секунду безмятежно глядел ему в глаза, потом демонстративно высвободил руку.
— Ты же собирался вести меня с собой в Лон-Сер, так?
Маг сощурился:
— Так.
— Тогда к чему тебе учить Лонмир?
— Лонмир? — Оррис тут же ухватился за незнакомое слово.
Лицо Барама слегка порозовело.
— Так называется наш язык, — все же ответил он, отведя взгляд. Но тотчас же снова посмотрел на Орриса из-под растрепанных ветром волос: — Так отвечай, к чему?
Маг помолчал. Ему не хотелось открывать Бараму свои подозрения.
— Это важно, — осторожно начал он, — потому, что с тобой может что-нибудь случиться, а мне все равно будет необходимо закончить то, ради чего я здесь оказался.
— А что может со мной случиться? — поинтересовался Барам, сузив белесые глаза.
