– Вот спасибо тебе, красавица, – обрадовалась старушка, – только ноги-то промочила небось? Не простудись, гляди!
– Домой приду, обсохну, – засмеялась в ответ девица, – да мы по снегу бегать с детства привычные.
Неподалеку от кузницы пасся Андрейка, явно Груню караулил. Увидел, что она не одна, скривился с досады.
– Сыночек, – просит его старушка, – кобыле моей подкову бы заменить.
– Тебе бы, карга старая, на печи лежать да кости греть, – пробурчал «сыночек» недовольно, – а ты тута шастаешь, людям беспокойство доставляешь. Иди своей дорогой, чучундра!
Груня, слыша такие речи, краской залилась, так ей стыдно стало за увальня неотесанного, а старушка только головой покачала, усмехнулась да в глаза парню взглянула. Потом Груню позвала и пошли они в кузницу к Михею. Груня на что угодно готова была поспорить, что Андрейка за руку ее схватит или еще какой способ придумает, чтобы остановить да наедине с ней остаться, ведь не просто так он старушке нахамил, разозлился, что Груня не одна. Хорошо, что не поспорила Аграфена, проиграла бы. Парень остался стоять на дороге, будто вкопанный, даже движения не сделал в их сторону, только вид у него был странный, не то удивленный, не то испуганный, словно онемел он разом.
Поздно вечером, когда все Петрово семейство собралось за столом у самовара, рассказала им старушка, которую звали Лукерья, что заставило ее пуститься в дальнюю и небезопасную дорогу.
В деревушке Чернушке, которая неподалеку от Глухова вроде бы расположена, но так неудобно, что и добраться до нее не всегда можно, живет у дальних родственников Лукерьин внучатый племянник Ефимий, внук ее старшей сестры. Чернушка стоит прямо у самой кромки темного, огромного и страшного леса, прозываемого Заповедным. В лесу том разные случаи невероятные происходят, рассказывают знающие люди, что нечистая сила там чудит. Мало кто из людей добровольно в тот лес заходит, разве что по большой необходимости. И в Чернушку окрестные жители по той же причине не слишком любят наведываться, уж больно близко она от леса колдовского. Да и дороги там плохие, зимой все снегом занесено, по весенней распутице и вовсе не добраться, только когда земля подсохнет, так что если кто в Чернушку и наведывался, то в основном летом и в сухую погоду. И обитатели деревни не слишком гостей жаловали, были у них какие-то свои тайны, недаром ведь в народе говорили, что так близко к нечистой силе могут только колдуны да ведьмы жить. А может, просто боялись незнакомцев. А так как жили они сами по себе, то и знакомых в округе у них было немного. Разве что Данила-мельник многих знал, у него-то почти все бывали, но мельница его на реке стояла, не в самой деревне, хоть и неподалеку.
В начале зимы получила Лукерья весточку – неладно в Чернушке. Какое-то несчастье с охотниками местными приключилось. А потом и вовсе связь оборвалась. Вот и пришлось старушке в путь отправляться. Пока еще снег не растаял, есть у нее шанс добраться. Может, успеет мальчонку спасти, к себе забрать, а заодно и узнает, что же там случилось да чем людям помочь можно.
Родители Грунины, Петр с Татьяной, подивились Лукерьиной смелости: сама уже на ладан дышит, а не побоялась в дальний путь пуститься по плохой дороге да еще в такое опасное место. Посмотрела на них Лукерья с усмешкой. «Поздно мне уже бояться-то, – молвила тихонько, – что на роду написано – этого не миновать, а днем раньше, днем позже – разница невелика».
Да только не в Лукерьину пользу судьба распорядилась. Переночевала она в доме Петра, а наутро все ахнули: за одну ночь так потеплело, что дороги сделались непролазными, даже лед на реке потемнел и вздулся. Старожилы аж крякнули с досады, по их прогнозам до такой оттепели было недели две, не меньше, а то и месяц. Никакие приметы не предвещали такой ранней и бурной весны, а приметы народные никогда еще не подводили. Так и пришлось Лукерье в доме Петра задержаться, ну не на улицу же выгонять старушку, в самом деле. Да и польза от нее была немалая. Шустрая оказалась бабка, все успевала: и Татьяне по хозяйству помочь, и с Груней за рукоделием посидеть, а уж историй разных знала не меньше, чем сказочник Афоня, только истории у Лукерьи были все больше поучительные, сказки она лишь иногда рассказывала.
Так прошло две недели, когда после резкой оттепели вдруг ударили не менее сильные морозы, сковало дороги. Засобиралась Лукерья в путь, а родители Грунины стали ее отговаривать, погоди, мол, может, через день снова все таять начнет, завязнешь где-нибудь в лесу, как выбираться будешь? Подождала Лукерья, поддавшись на уговоры, день, другой, мороз все не слабеет, а тут в Глухово и гости неожиданно пожаловали. Шли чернушкинские мужики до соседней деревни тропами, им одним ведомыми. Были они худые, измученные, с запавшими глазами, но радостные, что сумели добраться до соседей. Страшные вещи рассказали сельчанам. Будто бы повадились в их деревню волки по ночам скотину воровать. Охотники местные собрались наказать хищников, пошли в лес, но вернулся только один, весь израненный. Умирая на пороге дома, успел сказать, чтобы все бежали прочь. А куда идти людям зимой с детьми малыми да стариками? Да и хозяйство, опять же, жалко бросать. Так и остались зимовать в деревне, осажденной волками. Даже днем небезопасно было из дома выходить. Только пару недель назад, когда началась оттепель, волки вдруг исчезли.
Выжившие жители собрались на общем совете и решили: собрать в деревне все ценные вещи да отправить гонцов к соседям за припасами. Весна скоро, сеяться пора, а нечего, все запасы съели, да и скотины в Чернушке вовсе не осталось, даже крысы и те разбежались. Времени у гонцов в обрез, пока заморозки, до оттепели нужно успеть обратно добраться. Лукерья тут же к гонцам присоединилась, обрадовались мужики, что теперь у них транспорт
зерна появился. За два дня они не только Глухово обошли, но и в пару ближайших деревень наведаться успели. Соседской беде сочувствовали, припасами делились охотно, от напасти такой никто не застрахован, даже тем, кого колдунами считают, вон как нелегко пришлось. А если соседям не помочь, то и самим, коли беда нагрянет, помощи ждать будет неоткуда. Цен больших не заламывали, а кто посовестливее, тот и просто излишки отдавал, платы не требуя. Нашлось и семенное зерно, и кое-какая скотина. За одним лишь дело стало. Чтобы поля возделывать, лошади нужны специальные, рабочие, сильные. Жители-то в Чернушке за зиму ослабли совсем, не вспахать им землю без хороших лошадей. Продать таких лошадей в Глухове мог только местный староста Прокопий, у него их много было. А так, кто же со своей кормилицей единственной расстанется? А Прокопий, не будь дураком, такую цену заломил, что у мужиков волосы дыбом встали и шапки на затылки съехали. Знает ведь, кровопивец, что безвыходное у людей положение, вот и издевается. Сколь ни пытались его усовестить соседи, стоит Прокопий на своем: «А с какого такого перепуга должен я убытки нести? Я и так уступил, коней продать согласен, а вы ж еще и недовольны?» Опечалились гонцы, и Лукерья вместе с ними. Дольше ездить, искать коней, времени нет, решили уж так возвращаться. Задумалась Груня. Жалко ей стало соседей. Если не помочь им сейчас, не выживет деревня. Она, конечно, и так помогла уже, полотенца вышитые из приданого своего к вещам для обмена добавила, да и батюшка с матушкой в стороне не остались, курицу-несушку отдали да зерна полмешка. Вспомнила тут Груня про сокровище свое, в дереве спрятанное. Нелегко ей было на такое решиться, с мечтой распроститься. Да только в глуши деревенской, видно, не дождаться ей ни принца сказочного, ни госпожи Удачи, так что не пригодится ей сокровище. А если отдаст, людям выжить поможет. Решилась Груня, шепнула Лукерье, чтобы без нее не уезжала, полушубок накинула да к рощице поспешила, где дуб заветный находился.
