У него есть единственный шанс оправдаться — доказать, что всегда действовал на благо Золотого трона, многое успел — например, лишить Дом Таэна сторонников. Успел бы и больше, но помешала война… Даже сговор с Мелен еще можно попробовать обернуть в свою пользу, как он пытался в Осорэи. Там — безуспешно.
А сейчас многое — большее — будет зависеть не от него, а от того, выгоднее трону проявить милость или жесткость. Многое зависит и от случая, и от настроений, которые он понимает хуже, чем надо при таких ставках. Но, хоть за полтора года немало могло измениться, незримые плетения и лабиринты Столицы он, во всяком случае, знает. Придется быть умней и внимательней, чем когда-либо раньше, чтобы у их Дома осталось честное имя и будущее, хоть через поколение-два. И чтобы она ждала не напрасно.
А еще подумал, что именно про эти дни, месяцы когда-нибудь скажут потомки, если он не преуспеет.
Людской памяти свойственно переиначивать события. Порой самое что ни на есть обыденное делают сказкой, порой упрощают сложное. Вряд ли о войне в Хинаи забудет история, а значит… какими останутся в ней сами участники? Тагари все же будет назван героем или, может, изменником, из-за своих амбиций чуть не погубившим провинцию? Энори, наверное, тоже запомнят, но знать будут лишь, что он взялся неизвестно откуда, быстро продвинулся, защищал простых людей и погиб… возможно, в этом обвинят его, Кэраи. И ведь такой ход мысли понятен, более того, почти очевиден.
Может быть, символом этих лет станет кто-то, о ком и вовсе не думали. Например, неизвестный ему поэт или летописец.
Или вовсе имя, созданное народной молвой.
Может быть…
**
В то утро она проснулась с рассветом, заметалась, затосковала, не желая верить в предчувствия. Послала служанку пособирать слухи — но нет, ничего не звучало нового. Она отменила урок, чувствуя, что с такими дрожащими пальцами может только уронить инструмент. А около полудня в дверь постучал один из ее доверенных лиц, метельщик привратной площади, тогда сердце и вовсе оборвалось.
— Его увезли, госпожа, — сказал метельщик. — Повозка была закрытой, но мой брат видел, из какого дома процессия…
И, поняв, видно, ее чувства, о которых не мог и догадываться, прибавил:
— Да вы не тревожьтесь так. Мало ли, куда и зачем…
В том-то и дело, подумала молодая женщина. Да, мертвых увозят не так, но Осорэи может оказаться неподходящим местом для казни.
Потом — уже к вечеру третьего дня — она разведала, что повозка проследовала на восток, далеко, в сторону Иэну. Это означало — Столица.
Тогда она начала собираться, да и не много требовалось с собой.
— Госпожа, как же так? — причитали слуги. — Вы снова уходите… бросаете все… надолго ли?
— Пока не узнаю… какой бы ни была новость. А потом вряд ли вернусь именно сюда.
Промелькнул перед глазами никогда не виденный дом, и почему-то казалось: там есть небольшое озеро рядом, и цветут розовые лотосы. И стрекозы шелестят и гудят в камышах…
Да, вести она узнает одной из первых, ее осведомители хороши и любят ее. Новости прилетят в Храмовую Лощину быстрей, чем в квартал развлечений. Но это будет еще не скоро… Дорога в Столицу, сколько-то времени там, а потом торговый караван или путешественник отправится в Хинаи, в лучшем случае удастся разузнать, какое письмо получит новый глава провинции.
Зимой ли, когда на дворе холод, возникнет на пороге ее комнатки неприметный человечек, или осенью на ветру женщина-прислужница отзовет в сторону, и они скажут… Да, что-то они скажут. День этот будет…
Вряд ли ее молитва весома, она не так наивна, считать, что просьбами к высшим силам и зажженными свечами можно изменить такую судьбу. И все-таки хоть и призрачная, но надежда.
Дорога в Лощину была ей уже почти как родная. Когда колеса повозки постукивали по камням, уже показались первые звезды в небе. Лайэнэ велела возчику остановиться, вышла и огляделась. Хорошо здесь было, тихо и пусто. Не праздник, чтобы тянулась вереница паломников всех возрастов и рангов.
Звезды мерцали в темнеющем небе, Лайэнэ им улыбнулась. Неизменность и свет. Вечное напоминание, излюбленное поэтами, но от этого не менее честное. Связь между двумя, которая сильнее смерти порой.
Было, есть и не перестанет…
Почудился голос:
— Как жаль, что так поздно…
— Для этого не бывает поздно, — возразила она, обращаясь то ли к человеку, то ли к ветру в кронах деревьев.
