На следующий день они попали в засаду. Самую настоящую засаду, когда из красно-золотой чащи вдруг доносится залихватский свист, на дорогу валится подрубленное дерево, а из кустов выскакивают разбойники. Прямо сцена из фильма на средневековую тему. Но небритыми рожами и пестрыми лохмотьями сходство с целлулоидными разбойниками и заканчивалось. Благородные Робингуды остались в легендах Старого Альбиона и никогда не сходили со страниц книг. Если бы Хелит не сидела на лошади, то у неё бы подкосились ноги от страха. Трое униэн, четверо нэсс и двое ангай — полный интернационал подонков, отличающихся лишь степенью скотских наклонностей, явно читающиеся на ухмыляющихся физиономиях.
— Слазь-га с коняжги, красавчиг! — гнусаво объявил главарь — высокий лохматый нэсс. — Деньгу гони!
— И баб! — добавил его одноглазый сородич, плотоядно косясь на обтянутые мужскими штанами бедра Хелит.
Вступать в беседу с бандитами Рыжий не стал. Он был солдатом, и не привык разговаривать с врагами. Он поднял Сванни на дыбы, заставив кобылу по-заячьи прыгнуть прямо в толпу. Боевая лошадь топтала и кусала разбойников, а её хозяин рубил всякого кто оказывался в пределах досягаемости его меча. Тайго и Ранх тоже не тратили времени даром. Ранх выхватил из-под полы плаща самострел и уложил наповал первого, кто сделал шаг в сторону повозки. Тайгерн заслонил собой Хелит, он снес голову одноглазому, посягнувшему на благородную женщину, и набросился на следующего…
Она никогда раньше не видела, как Мэй убивает. Оказалось — равнодушно, бесстрастно и без всякой жалости. Двоих — ангай и униэн, который попытались сдаться, он зарезал на месте, не дав сказать ни слова.
Хелит мутило от обрушившегося на неё острого запаха крови и дерьма, вывалившегося из животов мертвецов. Дрожала каждая поджилка, и срочно требовалось сменить штаны. От страха она позорно обмочилась. Но мужчин это совершенно не удивило и не смутило.
— Иди в кустики переоденься, я посторожу, — предложил Мэй, и сам отвел девушку в густые заросли.
— Кошмар какой… — смущенно пробормотала она.
— Да ты что?! — изумился князь, демонстративно не поворачивая головы. — Я из первого боя вышел с мокрыми до колен штанами, хорошо еще, что накануне целый день ничего не ел, а то бы обделался, как Альмар.
О таких подробностях боевого крещения Хелит раньше не знала, хотя всегда догадывалась, что отвага и бесстрашие даются воинам не с рождения и требуют долгих тренировок, прежде чем тело научится подчиняться разуму и не бояться смерти.
— Куда смотрят королевские шерифы? — громогласно возмущался Мэй. — Это в двух днях пути от столицы такое творится, а что же в глуши происходит?
Он с отвращением поддел носком сапога окровавленный труп главаря. Его Рыжий разрубил от плеча пояса в числе первых, а потом по телу долго топталась Сванни.
— Где это видано, чтоб нэсс и ангай стали с униэн в банды сбиваться? — проворчал Мэй, и с отвращением сплюнул на покойника густой от пережитого напряжения слюной.
— А почему ты не стал брать пленных? — спросила Хелит, старательно отводя взгляд от мертвеца. Её мутило.
— А на кой они мне? — удивился Рыжий. — Что я с ними делать буду?
— Видели же, что мы не купцы, — подхватил Тайго. — Трое воинов, возница, две женщины и ребенок. Истинно, подонки! Они-то уж точно никого не пощадили. Даже Бессет.
Хелит не стала даже думать о том, что могло случиться с ними, не будь рядом опытных воинов. И пока мужчины вчетвером оттаскивали в сторону бревно, перегородившее дорогу, успокаивала рыдающую девочку и казнила себя за то, что вытащила ребенка из относительно благополучного Алатта. Там самыми страшными врагами у Бессет были только пауки да особо царапучие кошки.
Какая ж ты мать после этого? Своих бросила и чужого чуть не погубила. И то, что своих бросила не по своей воле, совершенно её не утешало.
Больше в пути ничего такого страшного не случилось, но Хелит все равно тревожно всматривалась в придорожные кущи, нервничала и старалась держаться поближе к Мэю. Как испуганный щенок к ногам огромного матерого волкодава.
— Бояться — это нормально, — утешал её Рыжий. — Я тоже боюсь, мне не хочется умирать в мучениях и позоре, и, поверь, до сих пор я каждый раз заставляю себя не думать о смерти и своем страхе. Но ты — женщина, тебе не зазорно бояться вооруженных до зубов негодяев, головорезов и насильников. А вот в Галан Мае я буду за тебя спокоен, как нигде. Сэнхан держит вотчину — во как!
Кулак у Мэйтианна внушительный, даже без перчатки.
— Скоро начнутся праздники «чаш», вино станет литься рекой, будет весело. Сэнхан бережно хранит старые традиции и обычаи, а потому до самого Тэном'ани ты будешь лишь развлекаться да пить вино, — расписывал он прелести галан-майского житья. — Заодно перезнакомишься со всеми домочадцами.
Говорил без особых эмоций с налетом напускной веселости, словно не о своем родном доме рассказывал. Тайгерн напряженно вслушивался и все ждал, когда у Мэя перехватит дыхание, выдавая затаенную обиду. Не дождался. Отболела давно, взялась рубцом старая рана? Не верится как-то.
— Приехали! — скомандовал Рыжий, делая знак остановиться, подняв руку.
Граница Тир-Галана проходила по весело журчащему ручейку, через который был перекинут каменный горбатый мостик. Такой старый, что камень позеленел, а опоры и перила сплошь покрывала алая шкура дикого винограда и хмеля, успевшая уже изрядно поредеть. На мосту их ждал черноволосый мужчина в широком сером плаще. Его белая лошадь мирно паслась возле ручья, а он сам облокотился на поручни и глядел в водный поток. Но едва он увидел путников, то бросился навстречу. Потому что Мэй хоть и спешился, но не сделал в сторону мостика даже малого шажка.
— Мэй!
— Энхи!
Братья крепко обнялись. Они не виделись так давно, что успели утратить всякую надежду на встречу. Темная шевелюра Сэнхана чуть отливала медью и на фоне огненных прядей Мэя казалась жгуче черной. Красиво!
Мэйтианн попытался изобразить поклон, но брат страдальчески изогнул брови.
— Прошу тебя! Не делай так!
На скулах Тайго играли желваки, он едва сдерживался, чтобы не выругаться богохульно и страшно. Лойс! Нет! Финигас, что же ты с нам сотворил, старый негодяй?! Твой первенец не может ступить на землю предков, второй сын ест себя поедом за это, а младший и нелюбимый последыш бессилен что-то изменить.
— Я так рад тебя видеть, — облегченно вздохнул Сэнхан.
— Я тоже, — признался Мэй и, отодвинув от себя брата, внимательно его рассмотрел с головы до ног. — Ты весь заматерел.
