Лес в нем нехоженый, местами, говорят, деревья так сплелись, что и ласка не проползет. А может – врут, матери-то прошли. Дорога там прямая: как выйдешь к долу, поднимись на крайний холм. Оттуда увидишь гору, в ясную погоду ее хорошо видать. Называется РытАя гора. Пещер в ней много, а в пещерах кости. Чьи кости – неведомо, среди живущих таких нет, ни людей, ни зверей, ни чудищ. На той горе матери долго быть не велели; только на вершину подняться. Оттуда видать другую гору. Имя у нее – БуйнАя гора.
Пещер там нет, а нечисти хватает. Сумеешь уцелеть – с вершины увидишь Полуночные горы. Туда тебе и дорога. А уж как там искать – сам смекай; матери дальше не прошли. Но ворожба там могучая. Сам посуди: бессонных матерей усыпить. Ведь еле ушли оттуда. Там я тебе ничем не помогу – своим умом доходи. И найдешь ли помощи, тоже не знаю. Но если не там, то больше негде.
– Спасибо тебе, – поклонился Ромар. – Постараемся справить дело как должно.
– Понял дорогу-то? – переспросила Йога.
– По-онял… – протянул Ромар. – Чего не понять… Вот пройти по этой дорожке – иное дело, а на словах понять не сложно.
Йога в задумчивости почесала бородавку под глазом, а потом, видно решившись, произнесла:
– Ну да ладно… попробую вам еще пособить. Провожатого дам, – она зыркнула по лицам мгновенным взглядом и добавила:
– Сына пошлю.
– Сына?.. – не сдержал удивления Ромар.
– Да, – подтвердила ведунья. – Все равно он вас уже соследил, захочет догнать, так не уйдете. Он где-то рядышком болтается, сейчас позову.
Йога по-особому засвистала сквозь зубы, скорее даже засипела что-то явно волшебное, потому что простым ухом этот звук и за полсотни шагов было бы не различить. Ответа тоже не последовало, но Йога зорко оглядела кусты и сказала:
– Идет, горюшко мое. Так и есть, вас высматривал, далеко не уходил.
А, да вот и он!
Раздвинув смородинные кусты, к избушке вышел парень. Был он молод, разве немногим постарше Таши, так что и волос на щеках еще не начал пробиваться. Ростом сын Йоги тоже не вышел, а тело было даже не тощим, а восково-прозрачным, словно не осень на дворе, а разгар весенних голодов.
Парень был бос, да и вся остальная одежка была у него не по погоде: подбитая ветром безрукавочка, распахнутая на впалой груди и потертые, мехом наружу, кожаные штаны. Голова не покрыта, руки пусты. Не то что оружия какого, но и легкой тростинки не было у него. Парень шел небрежной походочкой, приволакивая ноги и чуть ли не извиваясь при ходьбе по змеиному. Этаким шагом выходит в круг знатный на все селение танцор, лениво потягиваясь и изгибаясь, оглядывая собравшихся сонным взглядом, чтобы в следующее мгновение взорваться бешеной пляской.
Таши идущий не понравился с первого взгляда. И поза, и внешность, а всего более то, что он умудрился не замеченным подойти едва ли не вплотную.
– Ну, иди живей! – позвала Йога. – Вот ведь обормот, то ему людей подай, а как люди сами пришли, так он схоронился и глаз не кажет. Ох, горе мне с тобой!
Заморыш никак не отреагировал на ворчание матери, видно, давно привык и уже не обращал внимания. Он неспешно приблизился, улыбнулся, блеснув крепкими зубами, потом медленно поднял безоружную руку. И хотя рука была тонкой, чуть ли не прозрачной, какой и у девушки не встретишь, но Таши вдруг обдало жаркой волной, звериным чутьем он почувствовал смертельную опасность, исходящую от этого мирного жеста.
– Никшни! – резко завопила Йога. – Это же свои, родичи!
– Что-то много их развелось в последнее время, – процедил парень. – Куда ни плюнь – всюду родичи. Весь лес кишит.
Руку, тем не менее, он опустил, и Таши увидел, как схлынуло багровое напряжение с лица Ромара, а старуха расслабилась и перевела дух.
– Они мне нужны, – произнесла она, пристально глядя в бесцветные глаза парня. – Я их по делу посылаю. Эти трое пойдут отсюда на север, к РытОй горе.
– Не дойдут, – спокойно сообщил парень. – Съедят их на полпути. Как начнут с холмов спускаться, тут им и конец.
– А ты пособи, – негромко произнесла старуха, – чтобы дошли. Это мне нужно. Проводи их, ну, хоть до Болотищ.
– Все-то тебе нужно, – проворчал парень. – Надоело, сил нет… – потом бледное лицо вдруг прояснело, и он сказал как бы себе самому:
– А то ведь и впрямь провожу. Там забавные дела могут произойти…
– Только, гляди у меня, не балуй! – прикрикнула Йога. – Чтоб все трое назад воротились!
– Вернутся – нет, это уже не моя забота, – парень зевнул, – а туда провожу.
– Когда выходим? – спросил Ромар.
– А хоть прямо сейчас, – парень повернулся, волоча ноги, направился к кустам и через мгновение исчез, канул в переплетении веток.
– Собираемся! – приказал Ромар. – Буди Унику.
В полчаса они собрались, уложивши свои вещи и кучу гостинцев, которых надавала с собою Йога. Постояли перед избой, поклонились чурам. Ромар повернулся к Йоге, вздохнул:
– Благодарствую за ласку и за помощь… – Потом вдруг запнулся и произнес непонятно:
– Эх, мать, неладно ты поступила…
– А вы ладно поступали, когда нас с земли сживали? – зашипела ведьма, подавшись вперед. – Тебе, может, и просто было бы в чаще сидеть, ты чужой век заживаешь, да и не первый, поди, а у меня запасной жизни нету, одна на все про все. Не тебе меня судить, не перед тобой мне ответ держать!
Собирайтесь и идите себе по-здорову.
– Твоя правда, – согласился Ромар и повернулся, чтобы Унике было способней навьючить ему на спину заплечный мешок.
Через несколько минут заросли смороды сомкнулись за их спинами, скрыв странный домишко и согнутую фигуру Йоги, шепчущей вслед уходящим напутственные заклятья. И вновь одна лишь крапива могла подсказать опытному взгляду, что где-то совсем неподалеку обитают человеческие существа.
Прихотливые звериные тропы быстро заставили путников потерять всякое представление – где именно явилось на их дороге обиталище колдуньи. В другой раз пойдешь, вроде по тем же местам, и ничего не сыщешь, так что впору уверовать, будто избушка со скрипом развернулась, выдернула из земли разлапистые корни подпорок и ушагала на своих столбах в иное более спокойное место, где о людях никто и слыхом не слыхал.
Солнце, по счастью, проглядывало сквозь негустые облака, так что общее направление Таши держал, стараясь выбирать путь по всхолмьям. Там посветлей, и дорога просторней, и дряни чащобной поменьше водится. Добычи, правда, тоже не встретишь, но ведь сейчас они ходом идут, а не промышляют.
Спутника, что сосватала им старуха Йога, нигде не было видно. Не доверяя глазам, Таши тщетно напрягал слух, стараясь различить в редких осенних шумах треск сучка под посторонней стопой, свист разогнувшейся ветки, шепот приминаемой травы или иной признак постороннего присутствия.
