В город имперцы не вышли.
Маг, у которого Рус снял часть памяти, оказался ярым ненавистником теневиков. Насколько он знал, а мастер-Бурлящий был вхож к наместнику императора в «Понтийской колонии», в Понтинополь, по крайней мере в «мульское городище», никто из представителей ордена Сумеречников не прибывал. Женщин с младенцами не видел. Об оборотнях был наслышан. Они появились внезапно, на западе империи, в предгорьях. Там, где император пока еще позволял гонимым теневикам селиться и совершать ритуалы. Не связать два этих факта мог только глубоко наивный человек. Боевой маг, поучаствовавший в настоящей военной компании, идиотом не был.
О ланитках не знал ничего. Точнее, ничего необычного: слабенький орден плодородия и деторождения, не связанный с имперской бюрократией, и все.
Надежда на легкое обнаружение сына рассыпалась, как карточный домик. Разочарованию отца не было предела. Единственное, что хоть немного тешило самолюбие, это случайно полученные сведения о том, почему же мульские купцы не ходят в Кушинар. Ответ оказался мелок глуп и банален, как ответ на многие непознанные загадки: когда императору готовили на подпись указ о разрешении торговли с восточным континентом, то кому-то из бюрократов пришла в голову мысль «обезопасить» купцов, добрых имперских подданных, от «пояса бурь» (аналог «ревущих сороковых» в земной терминологии). Он и вписал строчку: «Ходить только по широтам южнее половины зенита!». Высочайшая рука, не особо вчитываясь, спокойно подписала. Об этой истории среди высшего чиновничества ходила целая байка. И пока хватало товаров с южной части ойкумены, без участия Этрусии с Кушинаром, указ вряд ли изменят. Государственная машина крайне инертна.
Рус не досадовал на бесполезность собственной экспедиции, которую отправил главным образом для решения той загадки. Нет худа без добра: по мере возможности они следят за судами, идущими на запад и досматривают всех, кого могут. Всего два корабля. Но они есть!
Весь следующий день Рус слонялся по тавернам. Подсаживался к одиноким посетителям, навязывался в компании, прислушивался к разговорам, но никто об оборотнях не болтал. Несколько раз «вызванивал» Адыгея и тот тоже ничем не радовал. Рус держал себя в руках, успокаивая мыслью:
«Ничего, отрицательный результат — тоже результат. Раскинем сети… В квартал кушингов пойду. Да, опасаются они меня, но, надеюсь, не откажут, расспросят народ. Конечно, разболтают и спугнуть могут, но чего-терять-то теперь? Гнатика перепрячут? В логово лоосок заберусь, но разыщу!». — И в очередной раз остро пожалел о том, что при слиянии с Силой «залетать» в дома густонаселенного Понтинополя не получалось.
Проверял. Что-то не позволяло. В этом «что-то» Рус с удивлением угадывал слияние множества людских чувств, мыслей, стремлений, желаний, которые не хотели пускать в места своего пребывания никого постороннего. Может, то и была пресловутая «совокупная Воля»? Как бы там ни было, но полюбоваться городом можно было только с высоты птичьего полета. Форсивать снижение, ломать барьер он не решился. Если засомневался в успехе, значит, лишние трудности неизбежны, а они того не стоят. Ножками ходить гораздо легче, а язык, как всем известно, до Киева доведет. Если понадобиться, Рус намеревался перебираться на другой континент. Нужный район империи он себе представлял и был уверен, что точное расположение ордена Сумеречников не станет для него секретом. Только надо успеть до того, как в Гнатиковском амулете «универсальной защиты» закончится Сила Геи… в голову заползали тягостные воспоминания о вызове отражения души Гнатика.
Ребенок явился в своем обычном восьмимесячном обличии, а не более взрослым, как он втайне надеялся. Сын улыбался, глядя на отца своими огромными умными глазищами. У Руса подкосились ноги. Он сел рядом с мальчиком, обнял его, прижал к груди. Забормотал что-то ободряюще-успокаивающее и сынишка в ответ лениво обхватил родителя. Они прижались щека к щеке и Рус еле сдержал слезы.
— Ты главное крестик не снимай, сынок. — Сорванным голосом прохрипел отец. Малец неожиданно кивнул. Рус замер. Аккуратно разжал на своей шее руки Гнатика, который отцепился неожиданно охотно, будто не соскучился вовсе.
— Игнатий, ты уже взрослый. — Лихорадочно затараторил безутешный папаша, вглядываясь в большие серые довольные глаза сына, стараясь не обращать внимания на легкость, с которой тот отстранился. — Если я тебя чем обидел — прости. И маму тоже прости, я и за неё извиняюсь. — И младенец явственно согласился, мол, не в обиде. Что-то мелькнуло в глубине его взора, что-то теплое. — Тебя как, не обижают? Ты сыт? — на последний вопрос ребенок радостно залопотал. Мол, очень даже вкусно. В этом Рус не сомневался, а вот радость Гнатика очень не понравилась. — Эй, тебя случаем не опоили?! — и сам же себя оборвал: «универсальная защита» магические яды разрушит! Только есть и обычные.
Мальчишку, похоже, держали в сладком дремотном состоянии. Большую часть времени он спал, а когда бодрствовал, то пребывал в полубессознательной эйфории. Как ни пытался Рус добиться от Гнатика любых намеков на его местоположение: была или есть ли качка; летел ли через подобие «зыбучей ямы»; тепло или прохладно; видит ли солнце, — ничего не выходило.
Он не стал вызывал Гелинию, чтобы не рвать ей сердце. От вида почти настоящего сына у него самого за грудиной кололо, будто еж распушился. «Почти» забывалось напрочь, стоило только обнять свою кровиночку. Такую изощренную пытку Рус и в лоосском рабстве не помнил. Они оба чувствуют Гнатика и этого достаточно. Пока ребенок был жив, здоров и никому из богов не посвящен (что стало бы понятно сразу). И это дарково «пока» висело над ними многотонной каменной глыбой. Висело на тоненькой ниточке, неумолимо подтачиваемой безжалостным временем. Волокна лопались одно за другим…
Идти в кушинарское землячество, чего князю Великого Кушинара крайне не хотелось, хвала богам, не пришлось. Его хитрые подданные были себе на уме и не очень-то жаловали своего не менее изворотливого властителя, свалившегося к ним на голову при помощи этрусских мечей. В первую ночную четверть, во время бушующего за окном таверны ливня, Русу «позвонил» Адыгей. Несмотря на то, что алкоголь травил в первую очередь мозги, в этот раз шатало даже отражение Адыгейской души. Увы, склонным к Силе он не являлся.
— Эт-т-то… Рус-с… кажется, ик! Дарки… тьфу, и-их не пе-пе-перепьеш-шь… завтра. П-постоял… двор «Вел… икие Гел-л-лины»… Эритрейцы держат… спросиш-шь меня… не з-зови меня… все. Ик!
Утром Рус пошел искать тот постоялый двор.
